Рейхман . Ach, so…
Пушкин . Прекрасно. Однако вот беда. Покойная императрица была благодетельницей Гончаровых, через нее они получили дворянство, и потому дедушка полагал кощунственным расплавить статую без соизволения царствующей фамилии. Нечего делать – пришлось мне писать графу Бенкендорфу письмо, взывая к милости августейшего внука, и в конце концов согласие было дано.
Рейхман . Так. Это хорошо.
Пушкин . Чего лучше! Но тут как на грех оказалось, что медь сильно подешевела и расплавлять нет никакого резона. Махнул я рукой, уехал в Петербург, но глядь – вскоре прибывает сюда и статуя. Дедушка прислал.
Рейхман . И вы не пробовали продать?
Пушкин . Как не пробовать! Покупателя не нашлось. Я уж писал двору, уповая на родственные чувства. Тем более в Царском Селе доныне нет памятника императрице.
Рейхман . Такое ваше обращение не должно остаться без ответа.
Пушкин . Вот и я так полагал. И поначалу дело вроде бы шло не худо. По высочайшему повелению статую смотрел академик Мартос, от его заключения много зависело, и вот, извольте видеть, решил он, что, хотя статуя и изрядной работы, искусство ушло далеко вперед и она уже не отвечает новым его законам.
Рейхман . Это обидно.
Пушкин . Рад за искусство, но не пойму, чем она все же стала плоха? И просил я не бог весть сколько – двадцать пять тысяч. Едва ли четвертую часть, чего она стоит.
Рейхман . Этого я не могу сказать.
Пушкин . Карл Петрович, нынче появились люди богатые, иным может быть лестно обладать таким монументом. Как ваше мнение?
Рейхман . Очень возможно, но эти люди не слишком охотно расстаются с деньгами.
Пушкин . Не знаете ли вы кого? Не озарит ли вас какая светлая мысль?
Рейхман . Я подумаю, Александр Сергеевич, но обещать ничего не стану. Доброе имя мое…
Пушкин . Единственное наше достояние. Все так. Однако я оставляю за собой привилегию надеяться.
Рейхман (глядя на куклу) . Nettes Püppchen.
Пушкин . Вам она нравится? Я держу эту обезьяну по причине большого сходства. Не правда ли, она напоминает хозяина?
Рейхман (смущен) . Aber… Шутки поэтов требуют особого слуха.
Соболевский . О да!
Пушкин . Я люблю этого зверька. Он оберегает меня – сознаюсь, безуспешно – от гордыни.
Рейхман . Прощайте, Александр Сергеевич. В июне я напишу подробно обо всем, что увидел и решил. (Соболевскому.) Очень счастлив свести знакомство.
Соболевский . Ваш слуга.
Пушкин . Прощайте, любезнейший Карл Петрович!
Рейхман (в дверях) . Aufwiedersehen.
Пушкин . Удивительный человек. И Шиллер – его брат по крови. И Занд с кинжалом. Fleissige Leute…
Соболевский . Ну, херес твой! Теперь хоть озолоти – капли более не выпью. Еще ты немцу его предлагал. Бог тебе судья, Александр.
Пушкин (задумчиво) . А надежда на него махонькая… Впрочем, кто знает.
Соболевский . Откажется – нечего и гадать. В твоих делах, любезный друг, черт ногу сломит, не то что немец. Да и когда ж тебе было заниматься своими делами? Тебя всего служба потребовала.
Пушкин . Опять за свое! Можно подумать, я в службу пошел ради чинов.
Соболевский . Это хоть можно было б понять. Брал бы чины или уж взятки, в этом был бы какой-то смысл. Так нет же, понадобилось стать истори-огра-фом. И добро бы хоть им. Ты ведь чрез историю вздумал образовать державный ум.
Пушкин . Помилуй, не так уж я прост.
Соболевский . Оставь. Это уж младенцу известно: великие умники – и есть первые простяки. А все Державин – подал вам злосчастную мысль – истину царям говорить. С улыбкой.
Пушкин (смеясь) . Святые-то мощи не тронь.
Соболевский . Бог с тобой, Александр! Одряхлеешь – поймешь. Дар поэтический – выше истории, со всем ее непотребством вместе. Ты с нами обедаешь?
Пушкин . Должно быть.
Соболевский . По крайности, твой херес запью.
Появляется Никита с письмом в руках.
Эвон, Меркурий уж спешит. (Уходит.)
Пушкин . Вот ведь пакость, два раза голову вымыл, а все ноет.
Никита . Хозяин приходил. Говорит – нельзя ворочаться так поздно.
Пушкин . Вот от хозяина, видно, и ноет.
Никита . Так легли-то когда? Ни с чем не сообразно.
Пушкин . Помолчи, братец. Так лучше будет.
Никита (передает конверт) . От Жуковского Василия Андреевича.
Пушкин . Положи. К обеду меня не жди, я нынче дома не обедаю. (Подписывает конверт.)
Никита . Уж будто бы у француза лучше, нелегкая его возьми.
Пушкин . Никита Тимофеевич, хоть ты-то мне голову не морочь.
Никита идет к двери.
Постой. (Передает ему конверт.) Это велишь отправить барыне, а это снести в дом австрийского посла. Знаешь куда?
Никита . Известно куда. К Дарье Федоровне.
Пушкин . Гляди, не спутай.
Никита уходит.
( Разворачивает конверт, читает. ) Непостижимо! ( Хватает листок, пишет. ) Непостижимо! Где ж ты?
Никита возвращается.
Как нужен, так тебя нет. (Дает ему записку.) Снеси немедля князю Петру Андреичу Вяземскому. Пусть сей же час едет к Жуковскому. Я буду там. Сей же час! Ты понял?
Никита . Да уж понял. Вернетесь-то засветло?
Пушкин . Дьявол! Тебе-то не все равно?
Никита . Мне-то что? Хозяин бранится. Двери велит запирать.
Пушкин . К черту, к черту, вместе с хозяином! Оставьте меня наконец в покое!
2
10 мая 1834 года.
У Жуковского в Шепелевском дворце. Жуковский и Вяземский.
Вяземский . Я получил записку от Пушкина. Просит срочно пожаловать к тебе, боится, что дело чрезвычайное. Гадал я весь путь, вроде бы нынче не суббота и твой Олимп от нашей шатьи избавлен… Где ж он сам?
Жуковский . Не знаю, я писал ему, чтобы тотчас был у меня.
Вяземский . Это на него похоже, всех переполошить, а самого нет.
