Домициан (весело) . А ведь ты прост, приятель мой, хоть и печешь эпиграммы. Ничего, валяй, я не обижусь. Когда человека называют на «вы», ему оказывают уважение, но когда Богу молятся, к нему обращаются на «ты».
Дион . В таком случае, как тебе будет угодно.
Домициан . Нравится тебе мой дом?
Дион . Прекрасный дом, цезарь.
Домициан . А мой вечер? Мои гости? Много красивых женщин, не правда ли? Ты любишь женщин, Дион?
Дион . Я плохо их понимаю.
Домициан . Тем больше оснований любить их. Упаси тебя Небо их понять, ты тогда на них и не взглянешь. Моя жена – прекрасная женщина и, однако же, как бы это попристойней сказать… симпатизировала одному актеру. Как тебе это нравится? Смех да и только. Понятно, из этого вышли неприятности. Актера я казнил, ее прогнал. Правда, потом я снова ее приблизил, потому что получилось, что я наказываю самого себя, а это было вовсе уж глупо, и, кроме того, так хотел мой народ, а ведь мы, императоры, служим народу.
Дион . Что же, ты рассудил мудро.
Домициан . Тем более актера-то я казнил. Что делать, – вы, люди искусства, часто преувеличиваете свою безнаказанность. Не правда ли, приятель ты мой?
Дион . Я не задумывался над этим.
Домициан . Ну и напрасно, клянусь Юпитером. Когда что-либо затеваешь, всегда надо думать о последствиях, это я тебе говорю как политик, а уж в политике я зубы съел. Ведь у тебя, по правде сказать, совсем неважная репутация.
Дион (гневно) . А кто мне ее создал? Люди без совести?!
Домициан . Люди, которые мне служат. И подумай здраво, запальчивый ты мой, не могут же быть такими дурными люди, которые мне служат. Я того мнения, что при желании ты мог бы найти для них более правильные слова.
Дион . Домициан, слова не существуют сами по себе, слова рождаются из дел. Прикажешь мне выдумывать события?
Домициан . Вот и неправ ты, дружище, совсем неправ. Я ведь и сам в печальной своей юности писал стихи, и знающие люди говорили даже, что вкус у меня отличный. Выдумывать события глупо, но их можно по-своему увидеть, вот и все. Представь себе, например, что природа послала на нас ураган. Как напишет об этом истинный римлянин? «Свежий ветер, – скажет он, – радостно шумел над Римом». И, наоборот, от солнца, от дара небес, он отвернется, когда оно светит варварам. «Бессмысленное солнце, – скажет истинный римлянин, – глазело на их бесплодную почву». Глаза – зеркало души, братец ты мой.
Дион . Домициан, не время играть словами. От этой игры гибнет Рим. Где чувство, питающее слово? Где убеждение, дающее ему силу? Чего хотят мои сограждане? Наслаждений? Во что они верят? В случай? Этого слишком мало, чтоб быть великим обществом. Подумай об этом, Домициан.
Домициан . Дион, ты гнусавишь, как вероучитель. Вспомни, чем кончили христиане.
Дион . Как раз преследуемые учения выживают. Тем более что человек, покуда мир несовершенен, будет искать утешения. А ищут не всегда где следует.
Домициан . Не будем спорить, откровенный ты мой, по чести сказать, я от этого отвык. Как ты думаешь, почему я тебя позвал? Ведь не для того же, чтоб слушать твои советы.
Дион . Я не знаю, зачем я тебе понадобился.
Домициан . Ты, должно быть, слышал, как ведет себя губошлеп этот, Луций Антоний? Полнейшее ничтожество, мешок дерьма, ведь я его, можно сказать, поднял из грязи, назначил ни много ни мало наместником, – и он, видишь ли, восстает против меня, возмущает моих солдатиков. Вот, друг мой, как я плачýсь за свою доброту. Не приложу ума, что мне делать с моей мягкой натурой. Всеми уроками жизни она пренебрегает, больше того, даже горькая юность, которую я провел на Гранатовой улице, ничему не может меня научить. Однако же и кроткого человека можно ожесточить, клянусь Юпитером! Будь уверен, срублю я этому предателю голову, если он, понятно, не предпочтет быть моим другом.
Дион . И ты согласишься дружить с этим скопищем пороков?
Домициан . Только бы он уступил, я найду в нем достоинства. Я ведь обязан думать о моем народе, о моих детях – римлянах. Поэтому, если этот подлец придет в чувство, я готов с ним сотрудничать. А для этого нужно, чтобы он понял, что в Риме у него союзников нет, что мои сенаторы едины, как мои поэты, а поэты все равно что мои солдаты. И поэтому ты здесь, братец мой, и знаешь теперь, чего мне от тебя надо.
Он хлопает в ладоши, и зал наполняется всеми без исключения приглашенными. В дверях стоит пожилой корникуларий Бибул с обычным недовольным выражением лица.
Вот что я хотел вам сказать, дорогие гости. Жизнь наша полна обязанностей, а они отвлекают нас от возвышенных мыслей. Между тем не только для повседневных дел живет человек. В конце концов, он и для будущего живет. Вот об этом-то нам напоминают поэты. Уж так они устроены, счастливчики эти, что, пока мы копаемся в нашем… пыли, они заглядывают за горизонт. И там они видят величие Рима и оправдание наших усилий. Ясное дело, такие способности не должны оставаться без награды, и мы их награждаем по мере возможности. Да вот недалеко ходить, стоит среди нас Публий Сервилий рядом с привлекательной своею женой. Совсем недавно мы его увенчали лаврами. Надо думать, это поощрение вдохновило поэта, и сегодня порадует он нас новыми плодами. Ну-ка, Сервилий, выскажись, друг.
Все аплодируют.
Сервилий (делая несколько шагов вперед) . Сограждане, в моих стихах вы не найдете никаких славных качеств, кроме искренности. Впрочем, голос сердца всегда безыскусствен.
Афраний . Отлично сказано, не правда ли, Бен-Захария?
Бен-Захария . Истинная правда, справедливейший.
Сервилий (откашлявшись) .
Сладко смотреть на расцвет благородного города Рима,
Всюду величье и мощь, всюду довольство и мир.
Дети и те говорят, что на долю их выпало счастье
Чистую римскую кровь чувствовать в венах своих.
Ходим, свой стан распрямив, не гнетут нас тяжелые думы,
Знаем, что ночью и днем думает цезарь за нас.
Афраний (аплодируя) . Ах, негодник, он довел меня до слез.
Бен-Захария . Вы правы, я и сам чувствую какое-то щекотание.
Афраний . Ты не можешь этого понять, Бен-Захария, хоть и умен. Для этого надо родиться римлянином.
Бен-Захария . И на этот раз вы правы.
Домициан . Вот так-то, уважаемые, придет поэт и откроет нам все то, что вроде мы и чувствуем, а выразить не в силах. А он в силах… Дар небес, что говорить. Впрочем, каждому свое. Спасибо тебе, Публий Сервилий.
Сервилий кланяется.
