Григорий . Нет, не по мне.
Алексей . Мало ли! Ты вот мне говорил, что Панин Потемкина греческий план не одобряет.
Григорий . Что из того?
Алексей . А то, что это вовсе не худо. Глядишь, один другого пожрет.
Входит Ферапонт Фомич.
Кто тебя звал?
Ферапонт . Виноват, ваше сиятельство. Поручик Мартынов. По срочному делу.
Алексей . Впусти.
Ферапонт уходит.
Мартынов? От государыни?
Входят: Ферапонт, совсем юный офицерик, в глубине переминается Кустов.
Здравствуй, поручик. Чего изволишь?
Мартынов . Ее императорское величество просят пожаловать ваше сиятельство незамедлительно.
Алексей . Подожди.
Мартынов . Слушаюсь, ваше сиятельство.
Алексей . Ступай.
Офицерик уходит.
Видишь как? Легка на помине.
Григорий . Зовет тебя, а я ни при чем…
Алексей (озабоченно) . К добру ли? (Смотрит на Григория.) А ты уже и не в себе.
Григорий . Брат, не до шуток. В тебе есть надобность, а я про то и ведать не ведаю.
Алексей . Эй, Ферапонт, умываться. Живо. Царская служба ждать не любит. (Брату.) С Богом!
Григорий . В добрый час, Алексей.
Алексей . Господин пиит пусть отоспится.
Кустов . Что плоти сон, коль дух еще бодрствует?
Алексей . Ну, бодрствуй, да в меру. Гляди! (Уходит.)
2
Кабинет Екатерины. Екатерина и Дашкова.
Екатерина . Слушаю, Екатерина Романовна. О чем твоя просьба?
Дашкова (подчеркнутая сдержанность) . Ваше величество, сын мой окончил курс в Эдинбурге. Мне надобно провести с ним в Европе то время, которое потребно для завершения его воспитания. Прошу на то вашего дозволения.
Екатерина . Скучно тебе, княгиня, с нами? Три года пространствовала, два – здесь прожила и уж назад тебя потянуло.
Дашкова . Ваше величество, я живу для сына. С той поры, как князь Михаил Иваныч оставил меня в сем мире одну, жизнь моя навсегда кончена. Мне для себя ничего не надо. Но моя обязанность вложить в Павла все, что оправдает любовь матери и даст ему одобренье отечества.
Екатерина . Не рано ль ты стала для сына жить? Гляди, княгиня, не ошибись. Дети любви нашей редко стоят.
Дашкова . Я надеюсь, что сохраню доверенность моего ребенка. Он вовсе не способен на зло.
Екатерина . Рада за тебя, коли так. А все же на досуге подумай. Я ведь не с потолка беру. Мы с тобой обе – Екатерины, у тебя свой Павел, у меня – свой. Храни тебя Бог от моих забот.
Дашкова . Было время, ваше величество, я Бога просила, чтоб ваши заботы стали моими. Был и тот далекий и столь опасный июнь, когда я и вовсе была готова расстаться с земным существованием, лишь бы увидеть на вас корону. И делала то, что делать могла. Теперь обстоятельства переменились.
Екатерина . Что, милая, о былом вспоминать? Тогда мы обе молоды были. А на обстоятельства негодовать есть манера хорошенькой женщины. Уж если ты для сына живешь, учись смиренью. Вот мой совет.
Дашкова . Благодарю вас, ваше величество. Это совет бесценный.
Екатерина . Ой ли? Не идет тебе, Катя, схима. Старит. Я постарше тебя, а кто из нас моложе глядится, скажи по совести?
Дашкова (не без колкости) . О, вы, бесспорно, ваше величество.
Екатерина . Спасибо, мой друг. А все оттого, что женщина должна быть женщиной и жить настоящим. Мне Дидерот еще пять лет назад писал: княгине Дашковой двадцать семь? Я полагал, ей уже сорок!
Дашкова . Делает честь его наблюдательности.
Екатерина . Чрезмерное умствование женщину сушит. Боюсь, что Никита Иванович Панин сыграл в твоей жизни дурную роль.
Дашкова . Он вам не по сердцу. Ах, ваше величество! Меня лишиться – утрата малая, но Панин – потеря невосполнимая. Вас хотят разлучить, это можно понять. Человек значительный возбуждает ненависть.
Екатерина . Так я о себе не худого мнения – значительных людей не страшусь. Посредственности, которых амбиции за счет способностей разрослись, мне тягостны. Большие умы делают большей и славу царствования. За дарованья графа Панина на многое я закрыла глаза, но кое-что и закрывши видно.
Дашкова . Вы его не любите, ваше величество.
Екатерина . Я его довольно ценю – любить же его не обещалась. В моем положении любить опасно – за любовь расплачиваются, и больно. Зато у тебя, моя смиренница, старая приязнь цела. И чем он тебя прельстил, не пойму. Бледен, болезнен, вял в порывах – таков ли настоящий мужчина?
Дашкова . Ах, этого не было.
Екатерина . Полно, мой друг. Не потеряй господин Панин, по милости твоей, головы, думаю, не был бы он со мною тому назад тринадцать лет. Слишком хитер да осторожен.
Дашкова . Молю вас, не поминать тех дней. Чем память дороже, тем мучительней. Чем прошлое человека прекрасней, тем настоящее безотрадней.
Екатерина . Нельзя давать памяти много воли. Она со смертными часто играет презлую шутку. Она точно зеркало, в котором он видит лишь себя и любуется на себя. От этого собственное значение кажется ему непомерным.
Дашкова . Ваше величество, эти слова сами по себе справедливы, но до меня они не касаются. В том, что вы вступили на трон, роль моя совершенно ничтожна.
Екатерина . Полно, княгиня, что за речи. Не забываю ничьих услуг, но помню и ваши с графом помыслы. (Резко.) И знаю, что давнее ваше мечтанье обузить царскую власть, как платье, не столь бескорыстно, как это кажется.
Дашкова хочет ее прервать.
Заботы о своем возвышенье тут боле, чем о благе страны, которая при слабом правленье погибнет.
Новая попытка Дашковой возразить.
Я хотела бы верить, что Пугачев вас просветил. Да, княгиня, Монтень и Локк, может быть, хороши в Европе, но не на этой странной почве. Право же, я начинаю думать: обстоятельства моего воцаренья дурманят не только слабые головы, побуждая их к самозванству, но и иных умнейших господ. Им, верно, мои права на престол кажутся не столь безусловными, чтоб их нельзя было ограничить.
Дашкова . И вы это говорите мне?
Екатерина . Вам, княгиня, и вашему другу. Признаюсь, я вижу некую связь между безумными поползновениями и обдуманными прожектами.
