Дион . Нашла кому – стыд и срам! Только что я их встретил – надутую индюшку и ее лавроносного индюка.
Мессалина . С ними хоть ты ничего не выкинул?
Дион . Ничего, ничего, успокойся. Я только сказал Сервилию, что если Юлий Цезарь носил венок, чтоб скрыть нехватку волос, то он будет его носить, чтоб припрятать нехватку мыслей.
Мессалина . Несносный человек, зачем ты это сделал? Он попросту решит, что ты завидуешь ему.
Дион . Не решит, не так уж он глуп.
Мессалина (тоскуя) . Он тебя так хвалил!
Дион . Сатириков либо хвалят, либо убивают. Больше с ними нечего делать.
Мессалина . Их еще морят голодом, дуралей. Мы всем задолжали.
Дион . По правде говоря, я хотел перехватить у Юлия Тевкра тысчонки три динариев, но, сказав ему все, что я о нем думаю, я посчитал это неудобным.
Мессалина . А что мы будем завтра есть?
Дион . На твое усмотрение.
Мессалина . Ну да, воевать с целым миром – его дело, а думать о нашем обеде – мое. Гораций Флакк тоже писал сатиры, но у него был друг Меценат.
Дион . Это пошло на пользу его желудку, но не таланту. Перестань точить меня, Месса. Ты же знаешь, что это бессмысленно.
Мессалина . Посмотри на себя. Худее, чем Нинний. Ночью ты стонал во сне.
Дион . Я подыскивал слова – это адская работа.
Мессалина . Возможно, но я не спала до утра.
Дион . Нечего меня оплакивать. Я здоров.
Появляется корникуларий Бибул. Это пожилой человек с неизменно недовольным лицом.
Бибул . Если я не ошибся, вы – поэт Дион?
Дион . Нет, достойнейший, вы не ошиблись. Дион это я, а эта славная женщина – Мессалина, моя жена.
Бибул . Рад за вас. Надеюсь, вы в добром здравии?
Дион . Слава богу! А вас, друг, мучают зубы?
Бибул . Нет, зубы мои здоровы, но вы не смущайтесь, этот вопрос мне задают часто. Что поделаешь, такое уж у меня выражение лица. Согласитесь, однако, что трудно улыбаться человеку, который в моем возрасте все еще корникуларий.
Мессалина . Сдается мне, что вы сделаны из того же теста, что мой муж.
Дион . В самом деле, застряли вы на служебной лестнице. Давно бы вам пора выйти в центурионы.
Бибул . Интриги, почтеннейший, грязные интриги. По натуре я не карьерист и к тому же начисто лишен протекции. Приходят сынки центумвиров, иной раз и суффектов, им все дороги открыты. А ведь я подавлял восстание в Иудее…
Дион . И подобные заслуги не отмечены! Мир действительно несправедлив!
Бибул . Однако у меня к вам дело. Может, слышали, завтра после квесторских игр у императора – большой прием. Мне велено передать приглашение вам и вашей жене.
Дион . Приглашение – от кого?
Бибул . Странный вопрос. От Домициана.
Дион . Не шутите, воин.
Бибул . Этим не шутят.
Дион . Но что у меня общего с императором?
Мессалина . Ради всего святого, Дион, помолчи.
Бибул . Ни у кого из нас нет чего-либо общего с божеством, но у него есть общее с каждым из нас. Приходит срок, и он обращает свое внимание на того или на другого. Признаться, только эта мысль и поддерживает меня. Вдруг я еще стану центурионом. Всего наилучшего. Желаю удачи. (Уходит.)
Мессалина . Ах, Дион, а что, если настал твой час?! Ну подумай, почему бы великому императору в конце концов не оценить честного человека?
Дион (растроганно) . Месса, бедная моя Месса, ты все еще надеешься? Всегда надежды, всю жизнь – надежды, вечные глупые надежды…
Мессалина . Довольно, Дион, не так уж я глупа.
Дион . Что ты, что ты, я не думал тебя обидеть. Да и не мне над тобой смеяться! Милая женщина, я не умнее тебя. Стыдно сказать, я и сам еще до сих пор полон надежд. Самых вздорных, самых невероятных надежд!
Занавес.
2
Большой зал в знаменитом дворце Домициана. В глубине – терраса с видом на сад и озеро. Прохаживаются гости. На первом плане – прокуратор Афраний и Бен-Захария.
Афраний . Прекрасный вечер, Бен-Захария, не правда ли?
Бен-Захария . Истинная правда, справедливейший.
Афраний . Только в Риме бывают такие праздники. Сознайся, ничего подобного ты в своей Иудее не видел.
Бен-Захария . В этом нет ничего удивительного. Мы ведь бедная пастушеская страна.
Афраний . Вечер на диво, что и говорить, а все-таки мне не по себе. И каждому в этом доме сегодня не по себе, хоть и не следовало бы мне говорить об этом вольноотпущеннику.
Бен-Захария . В этом тоже нет ничего удивительного. Мерзавец Луций Антоний взбунтовался совсем уж открыто.
Афраний . Чего доброго, через несколько дней он появится в Риме.
Бен-Захария . Это будет крупная неприятность!
Афраний . Скажу тебе по секрету, Бен-Захария, это способнейший человек.
Бен-Захария . Если мне придется свидетельствовать перед ним, я присягну, что вы о нем хорошо отзывались.
Афраний ( смущенно ). Бога ты не боишься, Бен-Захария!
Бен-Захария . Не боюсь, справедливейший.
Афраний . Значит, ты не веришь в него?
Бен-Захария . Он мне просто не нравится. Что это за Бог, который не дает человеку покоя? То он требует око за око, то зуб за зуб. Не Бог, а какой-то подстрекатель.
Афраний . Но, Бен-Захария, без Бога нет народа.
Бен-Захария . Так ведь я сторонник ассимиляции.
Афраний . Вон что… Ну, это другое дело. (Проходят.)
Появляются Лоллия и Сервилий.
Сервилий . Все-таки танцы, заимствованные у галлов, заслуживают своей популярности.
Лоллия . Дорогой друг, сейчас не до танцев. Я хочу вам дать несколько советов.
Сервилий . Неповторимая, я весь – внимание.
Лоллия ( тихо ). Не торопитесь обличать Луция Антония.
Сервилий . Проклятье, но почему? Он изменник!
Лоллия . Возможно, но это выяснится не раньше, чем через десять дней.
Сервилий . Что еще должно выясниться, разрази меня гром?!
