Геля . Нечего распускать языки.
Виктор . Они тут все понимают по-русски?
Геля . Почему товарищ спросил именно тебя? Тебя считают специалистом по польскому вопросу?
Виктор . Просто я стоял рядом.
Она смеется.
Не понимаю.
Геля . Как ты на меня посмотрел!.. Ты совершенно не изменился.
Виктор (деловито) . Надо придумать, куда идти?
Геля . Сегодня придумывать буду я. Мы поедем к Юлеку.
Виктор . К какому Юлеку?
Геля . Есть такой ресторанчик «Под гвяздами». Это значит – под звездами. Под самым небом. Даже слышно райское пение. То поет Юлек Штадтлер.
Виктор . Ну что ж, я давно уже не слышал ангелов.
Геля . Оттуда видна вся Варшава. И вся Варшава туда стремится.
Виктор . Мы можем не попасть. Сегодня – воскресный вечер.
Геля . Не беспокойся. Ты ведь – со мной.
Виктор . В самом деле. Я еще не привык.
Геля . Постой… Это действительно – ты?
Виктор (негромко) . Я, Геля, я…
Свет гаснет.
Вновь – свет. «Под гвяздами». Столик за колонной. Виктор и Геля. По другую сторону колонны, очевидно, находится зал, в котором и сидят посетители. Оттуда доносятся пение, шум и смех.
Геля . Я не предупредила Юлека, что мы приедем.
Виктор . Здесь еще удобней. Нас не видят, а мы видим всех.
Геля . Тебе здесь нравится?
Виктор . Этот Юлек симпатяга. Сколько ему? Сорок пять?
Геля . Приблизительно.
Виктор . Мне нравится, что здесь все по-семейному, что он присаживается за столики и болтает со всеми, как со старыми приятелями.
Геля . Так оно и есть.
Виктор . Но почему он все время курит? Певцу вроде бы не рекомендуется.
Геля . Штадтлер выше правил.
Виктор . Кто этот усатый старик, который все пишет?
Геля . Он журналист. Он здесь сочиняет все свои статьи.
Виктор . Мне кажется, здесь все знают друг друга. Нас встретил пан Гавлик. Мы отправили вещи, а сами решили пройтись, посмотреть Варшаву. Пан Гавлик здоровался с каждым встречным.
Геля . Я не знаю пана Гавлика.
Виктор . Зато он знает тебя. «Пани Модлевска! О, пани Модлевска!»
Геля . Какой он милый, пан Гавлик.
Виктор . Очень милый, очень вежливый, очень веселый.
Геля . Сколько достоинств у одного Гавлика.
Виктор . И очень неожиданный, ко всему. По пути мы зашли в костел послушать хор мальчиков, – он немедленно преклонил колена.
Геля . В конце концов, веселые верующие не хуже молитвенно настроенных атеистов.
Виктор . Он показался слишком остроумным для такого благочестия.
Геля . Ах, Витек, моя родина так сочетает иронию и религиозность, что не сразу поймешь – ирония прикрывает религиозность или религиозность – иронию. У поляков большая душа. Там для всего найдется местечко.
Виктор . У поляков еще и отличная память. На каждом шагу я вижу доски: «Здесь пролилась польская кровь».
Геля . Так. Мы многому научились, но ничего не забыли. Выпьем, Витек.
Виктор . За что?
Геля . За хорошую память.
Слышно, как поет Штадтлер. Некоторое время они молча его слушают.
Ты теперь носишь галстуки.
Виктор . Да, ты меня приучила.
Геля . Может быть, в этом и была моя историческая роль в твоей жизни. Очень строгий галстук. Даже слишком строгий. Впрочем, это стиль советских людей за рубежом.
Виктор . Я очень долго носил твой галстук.
Геля . А я – твои башмачки. И, в отличие от матери Гамлета, я их износила.
Пауза. Слышно, как поет Штадтлер.
Витек, я задам тебе глупый вопрос. Очень глупый, очень… как это… мелодраматический вопрос. Ты женат?
Виктор . Да.
Геля . Она тоже… сочиняет вина?
Виктор . Нет. (После маленькой паузы.) Она хорошая женщина.
Геля . Ты это говоришь мне или себе?
Они слушают Штадтлера до конца. Доносятся аплодисменты.
Виктор . Тебя я не спрашиваю – замужем ли ты. Я слышал его голос по телефону.
Геля (кивает). Очень приятный баритон. Я бы сказала – виолончельный.
Виктор . Он – хороший человек?
Геля . Он – музыкальный критик.
Виктор . Исчерпывающий ответ.
Геля . Хочешь узнать его ближе? (С подчеркнутым испугом.) Езус-Мария, Юлек на меня смотрит. Я погибла.
Слышен голос Штадтлера: «Prosze pan’stwa, dzis’gosci wsród nas Helene Modlewska. Poprosimy ja zaspiéwac».
Геля . Нечего делать. Придется петь.
Она встает из-за столика, на миг скрывается и тут же возникает с микрофончиком в руке, видная одновременно и залу, и Виктору, и нам. Она поет старую, уже знакомую песенку: «Страшне чен кохам, страшне чен кохам, страшне кохам чен». И все посетители подпевают ей. «Страшне кохам чен», – поют все столики. Поют все, кроме Виктора. Он курит и слушает.
Буря аплодисментов. Геля возвращается.
Геля . Посвящается тебе.
Виктор . Спасибо.
Геля . Не следует пить, но так и быть. Кутить так кутить. Я угощаю.
Виктор . С какой стати?
Геля . Витек, только без глупостей. Я – дома. Ты – мой гость. И откуда у тебя злотые?
Виктор . У меня они есть.
Геля . Ну и чудесно. Купи на них что-нибудь своей жене.
Виктор . Мне так ни разу и не пришлось тебя пригласить.
Геля . Витек, я пью за то, что ты мало изменился, хотя и защитил диссертацию. Ты очень на себя похож, и я тебе благодарна за это.
Виктор . Почему ты ни разу не приехала на гастроли?
Геля . Должно быть, я боялась тебя встретить. Я ведь всегда чего-то боялась.
Виктор . Когда я бываю в Москве, я хожу в консерваторию. Однажды слушал Веру с ее арфой.
