Домициан . Все поэты – мерзавцы! До одного!
Дион . Но не тогда, когда они тебе кадят?
Домициан . Ну, что же ты хочешь, я все-таки человек!
Дион . Наконец Бог вспомнил, что он человек!
Домициан . Богом я стал в силу государственной необходимости. Не можешь ты понять: людям льстит, что не смертный ими правит, а Бог.
Дион . Поймешь тебя! Это, знаешь, не так просто. Я и не надеялся спасти Сервилия, а это оказалось легче легкого. А из-за честного Бибула я унижался перед тобою полдня.
Домициан . Так бы и сказал, что завидуешь Сервилию. Все вы на один лад!
Дион (укоризненно) . Домициан!.. Надо все-таки совесть иметь.
Домициан . Ты что ж, так и не сварил, почему я его простил и возвысил? А еще обижаешься, что я скромного мнения о твоих мозгах.
Дион . Но не мог же ты не раскусить его после всего?!
Домициан . Давным-давно я его раскусил, успокойся. И само собой, я его презираю и, наоборот, как это ни глупо, уважаю тебя. Но зато этот прохвост, в свою очередь, уважает начальство, чего о тебе уж никак не скажешь. В этом его преимущество перед тобой.
Дион . О чем ты говоришь? Разбудите меня, люди! А кто прославлял Луция Антония?
Домициан . Он. Он. Потому что Луций показался ему начальством. Если хочешь, его измена была доказательством его благонамеренности, его предательство – залог его верности мне. Разумеется, только покуда я император, но если я перестану им быть, то, сам посуди, на что мне Сервилий? Ну что же, ясно тебе теперь?
Дион (рассеянно) . Еще бы не ясно.
Домициан . Наконец ты задумался. Думать надо было раньше.
Дион . Думать, цезарь, всегда полезно. А сейчас я думаю, как правнуки будут смеяться. Просто покатываться со смеху они будут. «Ну и мир это был, – скажут они, – поразительный, непостижимый мир!»
Домициан . Больше всего они будут смеяться над тем, что говорил ты это – мне.
Дион . «И подумать! – скажут они еще. – Все это было на девяностом году нашей эры!»
Домициан . Заладил! Ну и унылый ты тип, прости тебя Боже. И надоел же ты всем с этой «нашей эрой»! Слишком много придаешь ты значения словам, вся беда твоя именно в этом. Чтобы быть великим, нужно больше рассудка.
Дион (качая головой) . Как можно меньше, Домициан!
Домициан . Так или иначе, не состоялось наше содружество. Грустно мне, приятель, а не сошлись мы характерами. Надеюсь, ты сам это понял…
Дион . Вполне.
Домициан хлопает в ладоши. Зал наполняется людьми.
Домициан . Хочу объявить вам, лояльные вы мои, печальную новость. Друг наш Дион по собственной воле покидает Рим. Этакая нелепость, – вреден наш климат для его здоровья. А здоровье, как говорится, прежде всего. Ни к чему тебе денежки, почет, ни даже, стыдно сказать, утехи любви, если нет у тебя здоровья.
Дион . Прощай, цезарь.
Домициан молча ему кивает.
Мессалина . Ну и слава богу, цезарь прав, вдали от Рима ты всегда чувствуешь себя лучше.
Гости смеются.
И нечего гоготать, это сущая правда. Может, для вас он трибун, громовержец, бич пороков, а для меня – пожилой человек со многими хворями, за которыми нужно следить и следить, чтоб он, не дай боже, не занемог. И надо ему настоем из трав растирать на ночь ключицы, и пускать иной раз кровь, и выгонять желчь. А лучше меня с этим никто не справится. Идем, Дион.
Дион . Идем, Месса. (Глядя на Лоллию.) Рим не стоит тебя.
Лоллия отворачивается.
(Он тихо произносит.) Сколько глупцов она еще погубит, и – боже мой! – как я завидую им!
Гости стараются его не замечать. Только Сервилий с веселой улыбкой напутственно машет рукой.
Клодий (тихо, так, чтобы слышал один Дион) . Выздоравливай, друг.
Дион (усмехнувшись) . Ты добр, Клодий, ты очень добр. (Смотрит на Бибула, замершего в дверях.) Прощай, Бибул. Сдается мне, не ходить тебе в центурионах.
Бибул . Мне что? Я – солдат… Вот младшего жаль… Того, что учится у кифариста. Говорят, у мальчишки большие способности.
Дион . Тогда он не пропадет.
Домициан . Музыки!
Звучит музыка. Бледный юноша, неотступно следивший за Дионом, приближается к нему.
Юноша . Я с вами, учитель.
Дион . Фу, как ты ко мне обращаешься? Словно мы с тобой трагические герои. Мы персонажи римской комедии, сынок, только и всего.
Юноша . Я не шучу, учитель. Я с вами. Пусть трусы отворачиваются, я считаю за честь стоять рядом. Признаюсь, я тоже пишу сатиры, уж очень мне хочется улучшить мир.
Дион . Ты славный парнишка, как твое имя?
Юноша . Децим Юний Ювенал.
Дион (мягко треплет его волосы) . В добрый путь, мальчик! Ничего они с нами не сделают.
Звучит музыка. Гости танцуют. Весело глядя вокруг, Дион, сопровождаемый женой и Ювеналом, идет к выходу.
Занавес.
КОНЕЦ
...
Варшавская мелодия Драма в двух частях
Действующие лица
Гелена .
Виктор .
Часть первая
Прежде чем вспыхивает свет и начинается действие, мы слышим слегка измененный записью голос Виктора.
– В Москве, в сорок шестом, декабрь был мягкий, пушистый. Воздух был свежий, хрустящий на зубах. По вечерам на улицах было шумно, людям, должно быть, не сиделось дома. Мне, во всяком случае, не сиделось. А таких, как я, было много.
Свет. Большой зал консерватории. Где-то высоко, у барьера, сидит Геля. Появляется Виктор. Садится рядом.
Геля (мягкий акцент придает ее интонации некоторую небрежность). Молодой человек, место занято.
Виктор . То есть как это – занято? Кто смел его занять?
Геля . Здесь будет сидеть моя подруга.
Виктор . Не будет здесь сидеть ваша подруга.
Геля . Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите?
Виктор . Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место.
