Чужестранец . Я отродясь на то не замахивался.
Брат . Зачем тогда вы взяли перо? Нет, сударь, на сей раз я вам не верю. Кто взял перо, тот хочет быть Богом. Разве ж для вас осталось таинством таинство смерти? Уверен, что нет! Вы и с него срывали покровы – сознайтесь. Это ли не святотатство?
Чужестранец . Вы что же, и в самом деле так думаете?
Брат . Нет, сударь, но так должны думать вы.
Чужестранец . Чем же я виноват, если в жизни самое интересное – смерть?
Брат . Ну вот! Так вы это понимаете?
Чужестранец . Должно быть, ужасное завораживает.
Брат . Ошибка, сударь. В ней нет ужасного. Ужасным может быть лишь бессмертие, которое вам обещает Бог.
Чужестранец . И смерть нисколько вас не страшит?
Брат . Меня устрашила бы вечная жизнь. Какой бы гримасой она была! Лишь смерть сообщает жизни смысл. Лишь смерть спасает ее от пошлости, и – больше того – придает величие самой заурядной и жалкой. Взгляните на лицо мертвеца.
Чужестранец . Однако ж представьте себе и вы, как в этом потоке времен и пространств перемещается сгусток тверди с живыми пупырышками на ней. Стоит подумать, и вас охватывает чувство униженности, дальше – жалость, а там – и вовсе недоумение. Каждый сойдет с лица земли в одну минуту, так неужели именно то, что он сойдет, и придает пупырышку смысл?
Брат . Не бойтесь, сударь, я вас утешу. Вы не исчезнете навсегда.
Чужестранец . И это мне говорите вы?
Брат . Я говорю это раньше, чем следует. Великая мысль должна созреть – сейчас я ее опережаю, и это против всех моих правил. Но слишком хочется вас ободрить. Все мы уйдем в одну минуту, но эта минута непреходяща. Она неминуемо повторится. Она вернется, и не однажды. И этот возврат означает слияние – существующего и будущего.
Чужестранец . Но это ж другая вечная жизнь!
Брат . Нет, сударь, это новая жизнь. И лишь потому у нас есть надежда. Я это понял, и я покоен.
Чужестранец . И вас не тревожит, что ждет вас завтра?
Брат . Нет, потому что мой день – послезавтрашний. Сегодня же – ничего, кроме долга перед несколькими догадками. Всякую мысль должно выпотрошить, и всякую мысль должно пройти. Не оставить в ней ни одного закоулка. Не обойти ни одной занозы. Я должен их выпрямить и обтесать. Это тяжелая работа. И требует не моего здоровья.
Чужестранец . Она сожжет вас.
Брат . И все же, все же – жить надо у подножия Этны. Додумать! Все боятся додумать. Все, но не я. Я иду до дна. И пусть оно даже будет дном кратера.
Чужестранец . Зачем?
Брат . Вы спрашиваете – зачем?
Чужестранец . Если когда-нибудь вдруг засияет лучшая мысль на этой земле, она все равно не даст нам счастья.
Брат . Табу! Нельзя покушаться на мысль. Остановитесь. Вот здесь – порог. Дальше – мой дом. Мое жилище. Я не хочу, чтоб в него вторгались.
Чужестранец . Нельзя? Это вы сказали – нельзя? Вы – не признающий запретов?
Брат . Я повторяю вам: я додумаю.
Чужестранец . Возможно. Но это немалый риск. Ведь я могу оказаться правым. Ах, друг мой, люди дурно устроены – подайте им послезавтрашний день, переселите в позавчерашний, лишь нынешний – всегда не по мерке.
Вбегает Сестра.
Сестра . Фрицци! Скорее! Прошу извинить… Я помешала вам?
Чужестранец . Бог с вами, фройляйн. Больше того, вы явились вовремя.
Брат . Что с тобой, Лисбет? Что там стряслось?
Сестра . Фрицци! Знаешь, кого я встретила? Там Ферстер! Там господин Ферстер. Идем же, Фрицци… Он ждет нас с тобой.
Брат . Ферстер… Как он здесь очутился?..
Сестра . Что ты сказал?
Брат . Так. Ничего. Где ж мой венок? Ты обещала. Лисбет, Лисбет… А я-то надеялся. Кроме тебя на этом свете некому меня увенчать.
Сестра . Ну не язви же… Я его сделала. Но Ферстер попросил его… Фрицци… было б невежливо отказать.
Брат . Да, разумеется. Ты права.
Сестра . Не задерживайся! Прощайте, сударь. Я от души желаю вам счастья.
Чужестранец . Благодарю вас. Вы щедрая барышня.
Сестра убегает.
Брат . Это – судьба… Какое несчастье.
Чужестранец . Это – судьба. Как она счастлива! Нам с вами этого не дано. Впрочем, и то сказать, грустные люди не умеют обращаться со счастьем. Видят одну его скоротечность и вцепляются в него, точно псы. С исступленьем, но без благодарности.
Брат . Нам остается искать спасенья не в том, как живем, а в том, что пишем. Прощайте. Нас вдруг свела судьба, на миг мы смешали два одиночества, теперь разойдемся, чтоб больше не встретиться. Мы слишком сегодня открылись друг другу, чтоб снова взглянуть – один на другого. Мы грустные, но гордые люди.
Чужестранец . Спасибо вам. На своем веку впервые я был так откровенен. Не знаю сам, отчего и зачем, но это правда.
Брат . Спасибо и вам. Мы прожили с вами за четверть часа большую, на диво полную жизнь. Запомните лишь одно – я додумаю. И знайте – я ничего не боюсь.
Чужестранец . И все же – мы больше ведь не увидимся – мне хочется узнать ваше имя.
Брат . Я – Фридрих Ницше, профессор из Базеля. Теперь, сударь, назовитесь и вы.
Чужестранец . Иван Тургенев, русский писатель. Прощайте, профессор. Храни вас Небо.
Брат . Я додумаю, господин Тургенев.
КОНЕЦ
P. S. В далеком 1875 году, в июне, в Штейнабадском лесу внимание Ивана Тургенева привлекла одна молодая пара. Он шел за ними, и было ясно, что он не прочь завязать знакомство. Но Фридрих Ницше и Лисбет, его сестра, решительно от того уклонились. Однако же при другом настроении профессора из города Базеля встреча вполне могла состояться. Можно только предположить, какой бы она была и о чем говорили бы меж собой эти люди. Выше автор изложил свою версию.
...
