Как пойманный волк из сцены охоты в «Войне и мире», подумал Романов.
– Как вам это удалось, господин Сибата? – спросил он.
Японец вежливо ему поклонился.
– Очень просто. Он стрелял, я прыгал. Когда я прыгаю, попасть очень трудно. Он не попал. Потом у него кончились патроны. Тогда я ударил его по уху вот этой ногой.
Он показал на свой ботинок, в котором отсутствовал шнурок.
– А зачем у него во рту деревяшка?
– Чтоб не откусил себе язык. Это серьезный акунин, от него всего можно ожидать. Когда я его уже свалил и взял за горло, он укусил меня за руку.
Японец показал кисть со следами зубов.
– Серьезный кто? – переспросил Романов, лихорадочно думая, как быть. Он охотно прикончил бы скотину Заенко собственными руками – но чекистское подполье, но ситуация на фронте…
– Это долго объяснять. – Сибата поднялся. – Вы пришли, и теперь я могу уйти. Передаю этого плохого человека в ваши руки. Делайте с ним что хотите. Господин велел передать, что на этом его участие в войне между белыми и красными заканчивается. Обещание, которое он дал вам и вашим начальникам, исполнено. Шнурок оставляю.
Японец чопорно поклонился. Перед ним расступились. Ушел.
– Вынуть кляп, – приказал Романов. – Нет, я сам…
Наклонившись вплотную к лежащему, шепнул:
– Спокойно. Я что-нибудь придумаю.
Тот, едва лишь смог говорить, прошипел:
– Поквитаться решил, иуда? Я тебя на тот свет за собой заберу…
– Дорогу, дорогу! – раздался громкий голос.
Это прибыл Черепов. Вокруг немедленно образовалась пустота – войскового старшину боялись собственные подчиненные.
– Что, сокол Дзержинского, прилетел в родное гнездо? – зловеще ухмыльнулся Черепов. – Раньше ты тут хозяйничал, теперь погрызешь морковку с другого конца.
– Да, я сокол Дзержинского, – ответил снизу Заенко. – А твой капитан – ворон Троцкого. – И мотнул головой на Алексея.
– Куражишься, вражина. – Черепов, наклонившись, нанес короткий, мощный удар кулаком по лицу. Пленник затих. – А ну, в операционную его. Скоро он у меня по-другому закурлыкает. Приготовь его, Калмыков.
Арестованного подхватили за руки и за ноги, потащили вверх по лестнице. Впереди шел фельдфебель Калмыков, ординарец начальника.
– Что за операционная такая? – спросил Романов.
Плохо дело, думал он. Заенко очнется и снова заведет про Троцкого. В конце концов Черепов прислушается.
Сияющий начальник даже не вспомнил, что запретил помощнику отлучаться из гостиницы.
– Пока вы сочиняли диссертацию, капитан, у нас тут кое-что изменилось. Помните, у Козловского на третьем этаже была картотека? Я устроил там новый кабинет для допросов. Чтоб работать по-настоящему. Сейчас поднимемся, увидите. Только протелефонирую полковнику Скукину. Пусть сообщит командующему, что мы действительно взяли самого Заенко.
Уже «мы взяли», а скоро будет «я взял», мельком подумал Алексей, но череповское честолюбие сейчас занимало его меньше всего.
Бывшую картотеку было не узнать. Полки с ящиками исчезли. Посередине пустой комнаты на большом столярном верстаке лежал растянутый буквой «Х» чекист, совершенно голый. Его запястья и щиколотки были пристегнуты ремнями, рот заклеен пластырем, глаза бешено вращались. Рядом стоял Калмыков в кожаном фартуке, раскладывал на столике столярные инструменты.
Войсковой старшина, мурлыкая песенку, тоже надел передник, нарукавники. Он не торопился, подчеркнуто не обращал внимания на пленника. Подошел к тумбочке, на которой красовался шикарный граммофон, сверкающий лаковой трубой. Стал выбирать пластинку.
– Люблю работать с комфортом, – пояснил Алексею.
– Почему он голый?
– Я всегда привожу пациентов в природное состояние. Запомните правило первое: допрашиваемый должен чувствовать себя голым мясом. Это избавляет от амбиций и располагает к искренности.
– …А пластырь зачем? Он же не сможет отвечать!
– На предварительной стадии это и не нужно. Человек начинает врать, юлить, надеется как-то отбрехаться. Или гордо безмолвствует, не хочет говорить. Сначала говядину нужно хорошенько обработать. Чтоб измычалась. Пусть сама взмолится: остановитесь, всё скажу! Но мы остановимся нескоро. Правило второе: возможность дать чистосердечные показания для допрашиваемого должна быть не жертвой, а наградой, которую еще надо заработать. Подобная тактика в конечном итоге экономит время.
Войсковой старшина завел модный романс «Кончилось счастье».
– Музыка – для фона. А то сейчас начнется мычание, рычание… Ну-с, для почина легкая зачисточка.
Подпевая пластинке «Кончилось счастье, всё было сно-ом, сердце тоску-ует, сердце страда-ает», он взял наждак, с хрустом провел по голени лежащего. Она сразу засочилась кровью.
– Ммммммм!!!
На рту Заенко вздулся пластырь.
Черепов засмеялся:
– Каково подтягивает вторым голосом? – Потрепал арестованного по животу: – Я тебе пока обрисую тему будущего разговора. Ты мне расскажешь, кто состоит в твоей шайке, до последнего человечка. И где взять каждого. Потом сообщишь самое главное: кто ваш шпион в штабе армии. Но мы никуда не спешим. У нас впереди большая программа. Я по тебе еще даже напильником не прошелся.
Арестованный снова замычал.
– Что? – деланно удивился Черепов. – Уже хочешь беседовать? А как же напильник? Расстраиваешь меня. Ладно, так и быть…
Он отодрал пластырь с одного конца. Заенко произнес короткое, смачное ругательство.
– Умничка, – одобрительно кивнул войсковой старшина, возвращая пластырь в прежнюю позицию. – Так интереснее. Пропущу-ка я, пожалуй, стадию напильника. Калмыков, давай сразу тисочки.
Пальцы Романова лежали на кобуре.
Первую пулю Черепову, прикидывал он. Вторую Калмыкову. Третьей придется кончить Заенко. Спасти его не спасешь, хоть мучить не будут. Потом, пока беготня и неразбериха, попытаться уйти самому…
«И засветиться? Оставить Республику в это роковое время вообще без агентуры? Только потому, что ты такой нежный?» – спросил суровый голос. Ответить было нечего. У Алексея задрожали пальцы, на лбу выступила испарина.
Черепов с фельдфебелем наклонились над допрашиваемым, что-то у них там полязгивало. Заенко начал изгибаться, биться. Кобура расстегнулась будто сама собой…
Стукнула дверь.
– Значит, это и есть знаменитый красный Рокамболь! – весело воскликнул красивый щеголеватый капитан с аксельбантами. – Харитоша, я к тебе от командующего.
Адъютант Гай-Гаевского, узнал Алексей. Какая-то кольцеобразная фамилия. Макольцев. Интересно, что обращается к Черепову фамильярно, на «ты».
