Важным звеном в системе административного управления были бургомистры, солтысы, войты, старосты и другие представители «низовой администрации». Начиная с лета 1941 г. немецкие спецслужбы активно привлекали их к разведывательной работе в качестве шпионов, а иногда и в качестве резидентов
[929]. В отчете по контрразведывательной работе партизанской бригады им. Молотова отмечалось, что «особенно широко немцы вербуют вуйтов и солтусов (так в документе. – Авт.). Дают им право вербовки лиц среди населения и используют их как резидентов. Так немцами завербованы: солтус дер. Критышин Сацута Павел (расстрелян нами), вуйт дер. Гневчицы Калашук Никон (расстрелян нами), вуйт дер. Горбаха, вуйт дер. Глинная Калашук, вуйт дер. Сухое Куньков. Вуйты и солтусы вербуют лиц в деревнях и под видом пилки леса, продажи краски, спичек и прочее засылают их с разведывательной целью в партизанские зоны и через них устанавливают лица в деревнях, имеющих связь с партизанами»
[930].
В документе «Мероприятия германского командования против советских партизан (июль 1941-го – январь 1942 г.)», предназначенном для внутреннего пользования, указывалось: «В первую очередь шпионаж против партизан вменяется в обязанность назначаемым немцами бургомистрам, старостам и так называемым «руководителям производств…» Осведомительные функции старост уточняются в приказе 95-й пехотной дивизии от 8 октября 1941 г.: «…Он (староста) должен представлять сведения о лицах политически неблагонадежных, а также об иностранцах. Он несет ответственность за то, чтобы солдаты и комиссары, укрываемые населением, были выданы властям»
[931]. В другом документе отмечалось, что вербовка агентуры должна осуществляться «через людей, назначенных на руководящие должности в аппараты германского «Управления» – бургомистров, старост и др.»
[932] В одном из трофейных документов немецких войск, датированном январем 1942 г., отмечалось: «Должна быть создана осведомительная служба, охватывающая бургомистра, старшину деревни, жителей деревни и т. д.»
[933]
Такие рекомендации и указания активно проводились в жизнь немецкими разведывательными органами. Агентами оккупантов были: Денис Чаховский (староста Пережирской волости)
[934], Шунт (староста д. Кабище)
[935], Михаил Сермяжко (бургомистр Пересадской волости)
[936], Василий Витушко (староста Яшушевской волости), Яновский (староста Пруднищанской волости)
[937] и др.
В качестве потенциальных агентов могли использоваться изменники из числа бывшего партийного актива районного и сельского уровней. Командир партизанского отряда Марченко докладывал: «Среди предателей, дезертиров и трусов оказалась небольшая группка наших руководящих работников сельсоветов и председателей колхозов Мозырского района. Часть из них находилась некоторое время в партизанском отряде, а затем дезертировала, сдала оружие немецкому коменданту и стала активными помощниками фашистов. Они дали подробные сведения о численности, местонахождении и о деятельности партизанского отряда» (далее приводится список из 13 фамилий, среди которых были председатели и секретари колхозов, сельских советов, инспектора и др. – Авт.)
[938].
В архивных документах имеется ряд указаний на то, что к разведывательной работе немцы привлекали уголовный элемент. В Материалах по агентурной обстановке на территории СССР, временно оккупированной немцами», подготовленных Генштабом РККА в феврале 1942 г., указывалось: «Немцы продолжают массовую засылку своих агентов на нашу территорию. База для их вербовки – это наши пленные, местные жители из числа настроенных антисоветски и уголовные и аморальные элементы»
[939]. В инструкциях, рапортах, отчетах и донесениях партизанских соединений и чекистских спецгрупп сообщалось, что «в фашистские шпионские школы принимаются люди из русских, имеющие уголовное или политическое прошлое, люди бродяжного и преступного образа»
[940], «набор в школы в основном производится из уголовного элемента и рецидивистов для того, чтобы лишить партизан возможности проверки их данных…»
[941] Командир партизанского отряда Павел Дружинин в беседе на «большой земле» отмечал: «Из людей, которые были у немцев в плену, отбирались те, которые раньше сидели в тюрьмах. В период наступления немцев эти тюрьмы были открыты и все арестованные освобождены. Эти люди попали в специальные школы и после окончания этих школ были направлены на борьбу против партизан»
[942].
К июню 1941 г. на территории БССР размещалось значительное количество различных мест заключения: 33 следственных и срочных тюрьмы, 28 исправительно-трудовых колоний, из которых 3 были сельскохозяйственные, 7 – промышленные, 14 – особого строительства, 4 – трудовые для несовершеннолетних. В них содержалось 103 617 заключенных
[943]. Безусловно, значительная часть заключенных была вывезена, часть уничтожена
[944], но, тем не менее, на оккупированной территории БССР уголовный и бандитский элементы, в том числе несовершеннолетние, составляли значительную часть вербуемых. Например, на краткосрочных шпионских курсах при минской тюрьме «из числа уголовников готовят шпионов для засылки в партизанские отряды»
[945]. В школе на территории лагеря Тростенец среди курсантов «был такой по кличке Колька Свист… Он крупный вор, когда раскрыли тюрьму в Минске, его также выпустили, но затем опять поймали и посадили. Он был завербован и послан на учебу»
[946].
