Осталось продать «Нотли» (в чем я не сомневаюсь) и разогнать театр. И то и другое не столь уж невозможно, Ларри не раз заводил разговор о том, что «Нотли» для нас велик (подразумевалось, что из-за отсутствия детей и нежелания Тарквиния жить с нами), а держать большой дом ради гостей бессмысленно.
А театр… Наш дорогой «Сент-Джеймс» намерены закрыть, правительство не собирается поддерживать английские театры, считая, что неразумно тратить на это деньги. Я в числе тех, кто ходит с плакатами протеста и добивается встречи с министром, Ларри… О, это отдельный разговор, заводить который я не буду. Встреча с министром все же состоялась, и даже Великий Лоуренс Оливье почтил ее своим присутствием. При этом репортеров несказанно удивило мое распухшее лицо, пришлось объяснить огромный синяк под глазом укусом насекомого и аллергией. Репортеры сделали вид, что поверили, против пары Оливье – Ли выступить никто не решился.
Ларри – каменная стена? Да, пока не наткнешься на нее тем самым глазом…
Так чего я жду? Когда-то Марион предложила мне попытаться хоть мысленно «послать его к черту». Делать это нужно было тогда, теперь поздно, теперь я просто буду дожидаться, как решит сам Лоуренс Оливье. Почему? Не знаю. Больше ни во что не верю, но устала…
Я даже знаю, к кому он уйдет – к Плоурайт. И, пожалуй, будет счастлив. Нет, у этой женщины не будет «Оскаров» или оваций, но это и не нужно. Все очень просто – Лоуренс Оливье уже встал на ноги, он достаточно велик, чтобы ни с кем не конкурировать, даже с собственной супругой, ему не нужно доказывать, что его «Оскар» размером больше чьего-то другого, слава у Ларри есть, имя тоже, теперь можно допустить в пару кого-то, кто не будет этой славе мешать. Вивьен Ли в качестве такой половинки не годилась, это стоило понять с первого дня, об этом меня предупреждала Джилл Эсмонд: «Придется быть либо актрисой, либо женой Ларри».
Надежда умирает последней, пока она еще теплится, я не предприму ни единого шага. Поздно что-то менять…
И все-таки развод…
Ларри, я получила твое откровенное послание. Четырнадцать страниц попыток убедить меня, что ты не можешь иначе!.. Разве это нельзя сказать прямо в глаза? Ты трус, ты просто трус! К чему многолетняя пытка постепенного разрыва? Мы пять лет ждали возможности соединить свои судьбы и теперь столько же тянем с разводом. Сюзанна пробует вселить надежду, что все еще образуется. Они меня жалеют, не понимая, что лучше было бы порвать сразу и обойтись одним приступом, чем медленно вытягивать жилы, делая вид, что все в порядке, и провоцировать эти приступы периодически.
Все считают, что я надеюсь на восстановление отношений, на продолжение семейной жизни. Ни на что я не надеюсь, просто сознавать, что ты выбросил меня в дальний угол, как ненужную больше игрушку, обидно. Нелепо рыдать: «Я отдала ему лучшие годы своей жизни! Я так его любила (люблю)! Как он мог так жестоко поступить со мной?!»
Нужно честно признать свое поражение и то, что избежать его было невозможно. Нам всегда кажется, что именно нас неприятности обойдут стороной, что плохое случится с кем-то другим, но не с нами, что предадут кого-то другого, что мы сами не повторим чужих ошибок, если к тому же их прекрасно видим.
Я видела ошибку Джилл – она не пожелала быть на шаг позади тебя, признавать тебя первым и единственным, отводя себе роль послушной ученицы. Тогда мне казалось, что стоит учесть это, и счастье на долгие годы обеспечено. Я ведь отступала в тень, Ларри, я была на шаг позади, притушевывала свои успехи и выпячивала твои, была послушной ученицей даже там, где быть не следовало. Ты требовал быть одновременно достойной и незаметной. Но это невозможно.
Пара Оливье – Ли не состоялась так же, как пара Оливье – Эсмонд. Неудивительно, пара – это когда рядом, а когда один на шаг позади, это просто сопровождение. Теперь будет Плоурайт? Если у нее хватит ума бросить свою актерскую стезю, то вы будете счастливы, но если попытается доказать, что достойна быть половиной звездной пары, то участь окажется похожей на нашу с Джилл. Нельзя быть звездой рядом с Лоуренсом Оливье, ты выжигаешь пространство подле себя, не терпя никого на одной ступени. Это моя главная ошибка, у меня был выбор – быть просто твоей женой или актрисой. Я не осознала необходимости этого выбора, решив, что сумею быть тем и другим, вот и поплатилась.
Родные и друзья считают, что я держусь за тебя, за нашу якобы семью. В том и беда, что семьи давно нет, есть звездная пара Оливье – Ли, есть два актера, играющие эту пару. Мы играем по твоему настоянию, помнишь разговор после моего пребывания у доктора Фрейденберга? Почему же ты, заставляя меня игру продолжать, предаешь?
Ларри, я не хочу думать, что ты просто подготавливал общественное мнение для оправдания своего ухода. Да, это удобно – объяснить все моей болезнью, моими приступами, переносить которые окружающим тяжело. Лоуренс Оливье боролся до последнего, он до последнего надеялся на чудо, которого не произошло, так?
Конечно, второй развод и оставление без помощи больной жены не делают чести никому. Второй развод, да еще и после столь долгого адюльтера, какой был у нас с тобой, плохо скажется на имидже добропорядочного и гениального актера. И ты просто решил принести в жертву меня. С твоей точки зрения, все правильно: я больна, вишу гирей на твоих ногах, тебе нужно развиваться, а не ухаживать за женой, мои приступы ужасны…
Но, Ларри, никакого ухода за мной от тебя никогда не требовалось, а приступы ты вызываешь сам. Нет тебя рядом, нет унижающих меня известий от тебя – нет и приступов. Ты же не можешь не признать этого.
Рекс Харрисон при его репутации неисправимого Секси Рекси женился на смертельно больной Кэй Кендалл, не испугавшись ее диагноза, просто он любил Кэй. Наверное, если знаешь о поддержке любимого человека, и умирать не так страшно.
Если женщине сказать, что она самая красивая в мире, – не поверит. Но если сказать, что она красивей одной, другой, третьей… перечислив ее собственных подруг, даже самая умная решит, что действительно самая красивая.
Ларри не стоит сравнивать с Гилгудом, Кауардом, Ричардсоном, Харрисоном… и всеми остальными. Нужно открыто говорить, что он лучший в мире! Оливье не будет отнекиваться или скромно пожимать плечами, его имени нет в скрижалях в списке самых скромных, Ларри точно знает, что он самый-самый. Даже самый-самый из всех самых-самых, даже «самей» себя самого! Вот предмет нынешней самой страшной зависти Лоуренса Оливье – зависть к самому себе.
Кого опережать, если ты впереди всех? С кем соперничать, если соперников больше нет? Остается соперничать с самим собой. Нелепо? Нет, не совсем, только у Лоуренса ни к чему хорошему не приводит.
Нельзя стараться быть лучше кого-то, это гордыня, нужно сегодня быть всего лишь лучше себя вчерашнего, хоть немного, хоть на чуть-чуть, хоть в чем-то, хоть одной мыслью, но лучше. Тогда рост бесконечен.
Актер Лоуренс Оливье тоже с каждой ролью лучше актера Лоуренса Оливье вчерашнего. Жаль, что только актера. Он играет каждый спектакль, каждый эпизод фильма, как последний, особенно если роль ему нравится. Беда в том, что нравятся Ларри не те роли. А еще от каждой гениальной роли в Ларри остается не просто что-то, а большой кусок, остается внутри, выжигая душу, потому что Лоуренс Оливье слишком часто и с удовольствием играет мерзавцев, для которых власть над миром важней всего.
