Продвигалась я медленно, после десятисекундной роли школьницы была хоть и главная, но совершенно пустая роль в «Джентльменском соглашении» Пирсонза. Позже Элиа Казан поставил в Америке свой вариант фильма, который имел успех, а наш никто и не вспомнил, потому я никогда не говорю о главной роли в этом фильме, чтобы не вызывать недоуменных вопросов.
А потом меня со съемочной площадки фильма пригласили на главную женскую роль в пьесе «Зеленый наличник» в театрике «Кью» в пригороде Лондона. Это обычная практика, многие спектакли сначала обкатывают в провинции или пригороде, чтобы представить в Лондоне уже исправленный вариант. Но не все до Лондона доживают.
Так было и с «Зеленым наличником», спектакль сдох после двух недель показов. Следовало бы с помпой отметить его скорую кончину, хоть чем-то компенсируя провал, но мое неуверенное предложение организовать вечеринку принято не было.
Кажется, только это и успокаивало возмущенного Холмана – кинофильмы с моим участием не спешили выпускать в прокат (вовсе не из-за меня, а из-за финансовых трудностей, мешавших превратить отснятый материал в единое целое), спектакль благополучно провалился. По совету Фрюэна Ли просто давал мне возможность «перебеситься», чтобы я сама убедилась в бесперспективности этого занятия. Он не позволил подписать контракт с агентом на долгий срок, хотя согласился на использование части своего имени в моем сценическом, из Вивиан Ли Хартли я превратилась в Вивьен Ли.
Кстати, это имя придумал не кто иной, как Освальд Фрюэн! Сидя у него, мы перебирали подходящие имена, не удавалось найти ничего не слишком вызывающего, но достаточно звучного. Мой агент Глиддон предложил «Эйприл Морн» («апрельское утро»). Такой бред я и произносить перед Фрюэном и Холманом не стала, иначе бедолага Ли начал бы икать от хохота (и был бы прав!). Мне самой нравилось Аверилл Моэм.
– Разве не шикарно?
Освальд осторожно поинтересовался:
– Вив, тебе нужно шикарно или соответствующе твоему облику и характеру?
– Ну…
Несмотря на неопределенный ответ, он стоял на своем:
– Представь, что ваш с Ли домик назвали бы «Замком в скалах». Чем тебе не нравится свое собственное?
– Вивиан Ли Холман?
Какое счастье, что в ту минуту Освальд не висел на страховочной веревке в руках у Холмана, быть бы ему на дне ущелья! Взгляд Ли красноречивей всяких слов обещал кровавую вендетту, его коробили все наши разговоры. Я понимала, что муж надеется на мой провал на актерском поприще, но чтоб этот провал еще и звучал его именем?!
К счастью, Фрюэн осознал, что из-за столь опрометчивого предложения их многолетняя дружба подверглась серьезному испытанию, и быстро предложил:
– Можно короче: Вивиан Ли.
Холман с усилием затолкал в ряд книгу, которую до того вертел в руках, делая вид, что происходящее его не интересует.
– Можно чуть изменить и само имя, будет звучать более женственно: Вивьен. Вивьен Ли… почему нет?
Умный Фрюэн больше не стал ничего предлагать или настаивать, но именно это имя и стало моим.
Но Ли ошибся, надеясь, что из-за никчемных ролей и провалов спектаклей я разочаруюсь и брошу затею с театром или кино. Возможно, так и было бы, но тут я увидела Ларри! Моя судьба была решена сразу и бесповоротно.
Иногда я думаю, что мы могли бы не играть вместе, что нас вообще могли не познакомить, я могла не понравиться Ларри – такому божественно красивому, мужественному и столь же талантливому. Но было уже все равно, даже если бы Ларри вообще лишь скользнул по мне взглядом, как по креслу в салоне, проверяя, что оно не занято, я все равно в него влюбилась! Я влюбилась в Ларри сразу и навсегда!
И этому сумасшедшему чувству не мешают ни трудности, ни всеобщее осуждение, ни даже понимание всех его недостатков и отвратительных черт характера. Я могу видеть, что божественный актер Лоуренс Оливье страдает безумным количеством земных пороков, это не мешает мне любить его. Недостатки богов тоже божественные, даже подлость у Ларри божественная, талантливая, гениальная! И пусть меня снова тащат на электрошок, я и там буду кричать, что он лучший!
Господи, какая дура… Но дура влюбленная.
Ларри, если вдруг тебе попадутся на глаза эти записи и ты сумеешь прочитать дикую смесь языков, запомни одно: как бы я ни ругала, как бы ни костерила тебя, я все равно тебя обожаю и ради того, чтобы остаться рядом, готова на все.
Божественный Лоуренс Оливье
Как быть, если нет возможности играть самой? Остается смотреть, как это делают другие. Холман не слишком любил театр, тем более современные пьесы, казавшиеся ему полной профанацией. А на лондонской сцене блистали мой дорогой друг Ноэль Кауард (тогда он еще не был не только другом, но и просто знакомым), аристократичный Джон Гилгуд и самый многообещающий молодой актер красавец Лоуренс Оливье. Особенно Ларри был хорош в «Королевской семье», пьесе Кауфмана и Фербер.
Я пропала в первый же миг, как увидела красавца Оливье на сцене.
К этому времени у Ларри начался крутой подъем карьеры. Просто поразительно, почему режиссеры и прочие ответственные за поиск талантов не сразу заметили гениального молодого актера. Это говорит только об их слепоте и отсутствии чувства прекрасного.
В отличие от меня у Ларри никогда не стоял вопрос – быть или не быть актером, его семья ему не мешала. Но и не помогала тоже. Неизвестно, что лучше, а что хуже – когда у тебя есть все, кроме свободы выбора, кем быть, или когда эта свобода есть, но совершенно нет денег.
Ларри играл всегда и везде с самого детства, я помню его выражение, что под маской актера у него скрывается следующая маска. Говорят, театр полностью заменил Оливье жизнь. Нет, это не так – для него сама жизнь только театр. С помощью лицедейства Ларри даже не самоутверждается, он этим живет. Отец разрешил ему пойти на сцену, но не дал при этом ни фунта. Хочешь играть – играй, только живи на собственные средства. Ларри по-настоящему голодал и бедствовал, когда я вспоминаю об этом, в горле встает ком, который трудно проглотить.
И все же отец хоть чем-то помог, он попросил дочь своего друга Сибилл Тордайк, муж которой Льюис Кэссон был режиссером, помочь Ларри. Думаю, теперь Кэссон должен гордиться, что помог начинающему актеру Лоуренсу Оливье быть замеченным Барри Джексоном. Конечно, театр Джексона в Бирмингеме – это не Вест-Энд или Бродвей, но там начинали многие талантливые актеры. К тому же, если вспомнить мое собственное начало в «Кью», то становится понятно, сколь талантлив Лоуренс.
Да, конечно, ему тоже пришлось два года играть что попало, пока взяли в основной состав, но ведь взяли же! Мне не предложили и того…
А потом была «Синица в руки» с Джилл Эсмонд Мур, связавшая Ларри и Джилл в семейную пару. Ларри как-то смеялся, говоря, что само название спектакля описывает его тогдашнее состояние. Джилл – дочь весьма влиятельного театрального семейства. Ее отец Генри Вернон Эсмонд был известным режиссером, а мать Эва Мур прекрасной актрисой.
