– Грета, ты не любишь Джона?
– Люблю, но не хочу замуж.
– Давай я попробую угадать, почему. Если я не прав, скажи. Можешь просто отвечать «да» или «нет». Тебя пугает вся эта шумиха вокруг свадьбы?
– Да.
– А еще популярность и публичность Гилберта?
– Да.
– И ты не желаешь быть рядом с ним постоянно на виду? Тебе больше по душе тот самый образ, который мы создали – загадочного Сфинкса?
– Да, Харри, ты все понимаешь правильно. Только я не знаю, как быть.
– Ты права, раскрыться рядом с Гилбертом – значит разрушить этот образ. Вернуться в него будет уже невозможно. Но ты ведь боишься не только этого. Чего еще, Грета? Попытайся понять сама.
Чего боялась я? Зависимости? Обязанностей? Обязательств? Необходимости снова подгонять свою жизнь под кого-то, не только под требования студии, но и под желания Гилберта. Наверное, я недостаточно сильно любила, потому что у влюбленных таких вопросов не возникает. Если человек влюблен, он думает не столько о себе и своей любви, сколько о любимом, и подчинение возлюбленному скорее радость, чем тягота или забота.
Харри все понял сам:
– Хорошо, оставим в покое ваши с Джоном отношения, разберетесь сами, не сейчас, так позже. Что с МГМ? Почему мне кажется, что ты готова все порвать и бросить?
– Готова.
– Подумай, к чему это приведет. Ты не сможешь быть никем, кроме киноактрисы.
– Я буду играть в Швеции…
– Едва ли. Стиллера уже нет, поддержать тебя некому. А кино Европы очень отличается от американского, поверь. Грета, для тебя просто не найдется ролей, и ты превратишься из звезды в актрису мелких эпизодов.
– Ну и пусть.
– Снова жить на двадцать крон за ролик?
– Откуда ты знаешь, сколько платят за рекламный ролик в Швеции?
– Я знаю все, что нужно, чтобы убедить тебя продолжать жить, причем жить в Голливуде.
И тогда я услышала от Эдингтона то, что стало моей программой практически на всю оставшуюся жизнь:
– Грета, чтобы жить так, как тебе хочется, или почти так, нужно много денег, которых у тебя нет. Просто выйти замуж, чтобы муж обеспечил безбедное существование, ты не можешь, уж лучше было тогда выйти за Джона, он красив, любит тебя и тебе самой приятен.
– Я заработаю деньги.
– Конечно. Только не рассчитывай, что сможешь сделать это в Швеции.
– Я не привыкла к богатству, мне достаточно не так много.
– Это сейчас, пока ты можешь играть и на тебя есть спрос. Послушай меня. Ты застенчива и выходить на театральную сцену едва ли сможешь. Ты актриса крупного плана и актриса кино…
Я вспомнила, что это же говорил Стиллер. Стиллер, которого я предала…
– Я должна вернуться в Швецию!
Теперь Харри почти вспылил:
– После того, как мы кое-чего смогли добиться здесь?!
– Вот именно: кое-чего.
– Грета, то, что ты имеешь, уже много для начинающей актрисы. Четыре фильма – это для Голливуда мало. Знаешь, в скольких сыграл Гилберт, чтобы его заметили? Пола Негри? Чарли Чаплин? Да кто угодно! Заработай миллионы и уходи из кино совсем. Когда у тебя будет свой дом, счет в банке и драгоценности, тогда диктовать волю Майеру будет куда легче.
– Мне не нужен Майер.
– Давай договоримся так: не обрывай связь с Голливудом, не расторгай договор, который мы выбили с таким трудом. С Майером я договорюсь, чтобы тебе предоставили возможность съездить в Швецию. Только не заключай там никаких договоров, попробуй пожить несколько месяцев, понять, сможешь ли ты там чего-то добиться.
– Смогу. Стиллер поставил пьесу, которая имела успех, я буду просто играть на сцене.
Эдингтон вздохнул, ему явно надоело уговаривать строптивую звезду. Но такова доля агента, он продолжил:
– Дай слово не разрывать ничего здесь и не подписывать там. Попробуй сыграть на сцене, думаю, тебе с удовольствием такое предложат. Только постарайся не играть в кино, испортишь себе репутацию, одного провала будет достаточно, чтобы стать для европейских зрителей американской пустышкой.
– А сейчас я кто?
– Сейчас ты американская звезда, тебе простят многое, как заграничной штучке, многое, но не все.
Он убеждал долго и терпеливо, постепенно Харри удалось вбить мне в голову, что, прежде чем вести тот образ жизни, который мне нравится, нужно просто заработать деньги.
– Как долго?
– Как будешь играть.
Он действительно добился от Майера согласия на мою поездку в Швецию и некоторые послабления к тому, что у меня уже имелось в договоре, но ни выбирать фильмы, ни избирать себе партнеров я еще не могла.
– Всему свое время, Грета. Не пытайся получить все сразу, для этого ты не слишком сильна.
Он был во всем прав.
Эдингтон добился того, чтобы мне разрешили отправиться в Швецию на Рождество.
Это было замечательно и ужасно одновременно, я долго стояла на могиле Стиллера, пытаясь понять свою вину. Размышляла и таковой все равно не видела. Моша привез меня в Голливуд, обещая если не золотые горы, то успех. При этом ему пришлось оставить меня на время практически без помощи. Понимаю, что это не его вина, но ведь и не моя тоже. Мне нужно было на что-то жить, а значит, играть.
К тому же нужно помогать семье, а еще откладывать на будущее. Побывав на могиле отца, я живо вспомнила то, как умирал он, как умирала сестра Альва… Будь у нас деньги, это могло бы спасти их жизни, если не спасти, то хотя бы продлить.
Приходилось признавать правоту Эдингтона: нужно заработать деньги. Но он прав и в другом: сначала нужно заработать устойчивый статус звезды, пока у меня его не было. Зачем? Чтобы иметь возможность диктовать свои условия Майеру и повысить свои гонорары. Харри твердил:
– Хочешь много денег и быстрей? Снимайся как можно больше, стань ведущей актрисой МГМ, чтобы одна только угроза расторгнуть контракт приводила всех в ужас. Потерпи хотя бы некоторое время, когда у тебя будет круглый счет в банке, сможешь угрожать уйти и будешь получать все, что ни потребуешь. Если станешь настоящей звездой первой величины, а ты это можешь, Майер сам будет приносить тебе деньги в зубах.
Мне не был нужен Майер с деньгами в зубах, я предпочла бы не видеть его вовсе, но понимала, что Харри прав.
Конечно, он схитрил, потому что Майеру он обещал, что из Швеции я вернусь шелковой. На кого же работал Эдингтон, на меня или Майера? Позже я поняла, что на себя. Ему нравилось руководить мной, давать советы, подчинять себе или просто умными беседами и доводами приводить к тому решению, которое подсказывал он сам.
Тогда я над этим не задумывалась, после жесткого диктата и даже скандалов Стиллера манера Эдингтона воздействовать убеждением и разумными доводами казалась мне просто бархатной. Тем более Харри добивался для меня всего, что обещал. Это вполне справедливо, что его собственные гонорары росли пропорционально моим.
