– И ты так и не ответил на мой вопрос.
– Я сказал тебе, что непричастен к этому!
Он взрывается. Хватает меня за предплечья, чуть приподнимая. Пытается прогнуть взглядом, от которого на секунду становится страшно.
– Извини. – Разжимает свои длинные пальцы.
Качаю головой. Проматываю в мозгу события последних дней. Не бывший супруг с шумом отстраняется, позволяя мне вылезти из ванной. Смотрит с каким-то холодным пренебрежением. Выдыхает огненный воздух носом.
Я поспешно оборачиваюсь в полотенце. Вытираю волосы, выжимая из блондинистых прядей капельки влаги. Стараюсь держаться спокойно несмотря на ноющую боль внизу живота.
– Я понимаю, почему ты мне не веришь. Я стал для тебя чужим человеком за эти долгие пять лет, да?
Горечь разливается по венам, причиняя боль. Выбивает слёзы из глубин души. Встаёт вязким комком в горле.
Мне не хочется выяснять отношения с ним. Решать, кто прав, а кто виноват во всей этой истории. Особенно сейчас, когда я так безумно желаю его.
Собираюсь выйти из ванной комнаты, хватаясь за дверную ручку. Думаю, что так будет легче для нас обоих – не обострять конфликт. Молча разойтись через два с половиной месяца.
– Всё ещё надеешься, что он вернётся?
Тихий голос припечатывает меня к полу. Я оборачиваюсь. Скольжу по мощному телу Антонова расфокусированным взглядом.
Струи воды рисуют на его бронзовой коже причудливые узоры. Стекают по кубикам пресса, впитываясь в единственный элемент одежды.
– Ты о ком?
– О твоём любовнике, – едкая усмешка прожигает губы, – но он бросил тебя, Вероника. Отказался, оставшись ковыряться в саду у Ямамото.
Я отворачиваюсь, задыхаясь от гнева. Шлёпаю босыми ногами по комнате, захлопывая дверь ванной. Оставляю Никиту за стенкой, надеясь, что он ещё не скоро выйдет оттуда.
Быстро натягиваю на тело ночнушку, плюхаясь в кровать. Натягиваю одеяло до подбородка.
В сумраке спальне мне отчётливо виден силуэт Антонова. Как он проходится взад-вперёд по комнате, останавливаясь у окна. Как смотрит изучающим взглядом вдаль, о чём-то задумавшись.
Я поспешно переворачиваюсь на другой бок. Стараюсь не дышать, пытаясь изо всех сил провалиться в сон.
Кровать продавливается совсем рядом. Жар, исходящий от мужского тела просачивается на мою половину кровати. Парализует новым витком желания.
Осторожное касание кончиков волос выбивает хриплый вздох из моего рта. Прикусываю губу, чтобы не выдать себя с потрохами.
– Ты права, мышка. Тебе лучше держаться подальше от такого как я. Я не смогу сделать тебя счастливой.
В мягко шёпоте слышится ужасная тоска. Гнетущая, тягучая. Она больно царапает своими когтистыми лапами по душе. Скребёт, оставляя невидимые следы.
Но я с силой сжимаю пальцы в кулаки. Понимаю, что сейчас не место для выяснения отношений.
Ночь проходит сумбурно. Я то и дело просыпаюсь, вздрагивая от нежных прикосновений Антонова. Переползаю на другой край кровати, настойчиво уворачиваясь от мужских рук. Мне снятся загубленные цветы, встающие перед моими глазами в охваченном огнём киоске. Они словно подмигивают мне, пытаясь что-то показать.
Утром я просыпаюсь совершенно разбитая, вспотевшая от пережитых кошмаров. Откидываю липкие пряди со лба, всматриваясь в довольную физиономию Никиты, красующегося перед зеркалом.
Сейчас он не кажется ни обиженным, ни грустящим. На лице – ни тени сомнения, только хищная уверенность. Достаёт из шкафа кипенно-белую рубашку. В небрежной манере закатывает рукава до локтя. Поправляет пряжку на ремне брюк.
– Проснулась? Думаю, невежливо заставлять гостей ждать завтрак. Поторопись.
Плюхается в кресло, закидывая ногу на ногу. Блуждает по моему телу расфокусированным взглядом. Я не собираюсь при нём переодеваться. Юркаю в ванную, прихватив с вешалки скромное платье с цветочным принтом. Наглухо прикрываю дверь, сетуя на сломанный замок.
Однако Антонов не думает врываться ко мне. Ведёт себя предельно вежливо. Когда я вновь появляюсь в спальне, он удовлетворительно кивает. Подаёт широкую ладонь.
– Прошу.
Я осторожно вкладываю в неё свои дрожащие пальцы. Смотрю на него с недоумением. Анализирую, почему он вновь начал вести себя со мной предельно вежливо, отказавшись от напора.
Мы спускаемся по лестнице вместе. Проходим в гостиную, всматриваясь в грустное лицо Эми, сидящей на краешке дивана.
Антонов оставляет меня наедине с японкой. Берёт на себя сервировку стола к завтраку.
– Что-то случилось?
Осторожно накрываю ладошку женщины своими пальцами. Оглядываюсь по сторонам, чтобы никто не подслушал наш разговор. Она удручённо кивает. Поджимает пересохшие губы.
– Нет, ничего. Вероника-сан. Всё нормально.
– Но вы сидите в гостиной совершенно одна. Проснулись рано? Не выспались? Может, поменять вам комнату?
– Нет-нет, не переживайте. – Она вымученно улыбается. – Комната тут ни при чём. Я беспокоюсь за дочь.
– Минами?
Нахмуриваюсь, пытаясь унять дрожь, невесть как поселившуюся в душе. Я чувствую себя неуютно, понимаю, что мне тоже кажется, что с девушкой творится что-то неладное. Но я не решаюсь об этом сказать. Выдать юную японку, не спросив её разрешения.
– Это обычная тревога матери. Не берите в голову.
Эми поспешно встаёт с дивана. Прижимает ладони к груди, вслушиваясь в гулкие шаги на втором этаже. Лицо её сереет от ужаса. Морщинки с силой проступают на коже, уродуя.
– Когда у вас будут дети, вы поймёте, что можете их чувствовать. Это необычное, но иногда очень нужное чутьё.
Хочется расплакаться у неё на плече от этих слов. Сказать, что я уже потеряла всякую надежду на материнство. Посетовать на неудавшийся брак.
Но я понимаю, что это всё должно оставаться за завесой тайны. Хотя бы для того, чтобы не расстраивать Антонова.
– Спасибо.
Щёки горят от сказанных слов. Делаю несколько глубоких вдохов, пряча слёзы внутрь себя.
–Я надеюсь, всё будет хорошо.
Я вздрагиваю от резкого звука за спиной. Поворачиваю голову, встречаясь с тёмным взглядом японца.
Акайо твёрдым шагом входит в гостиную. Бросает на супругу горящий взгляд. Спокойно кланяется мне, сжимая губы в плотную нитку. Смотрит на Эми с неприязнью.
– Моя рубашка помялась в дороге! А супруга совсем не следит за мной, предпочитая прохлаждаться в гостиной!
От этой фразы веет таким арктическим холодом, что я поёживаюсь. Эми испуганно приседает. Почти бегом покидает гостиную, оставляя нас с Ямамото наедине.
Я не решаюсь сказать ему что-то. Просто смотрю в эти пустые насмешливые глаза, ощущая, как разваливаюсь на тысячи кусочков. Теряюсь от гнетущего напряжения.
