– Кто нас ожидает?
Шепчу, пытаясь привыкнуть к странному полумраку незнакомой комнаты.
– Боги!
Хриплое карканье раздаётся совсем рядом. Заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Я часто-часто моргаю. Замечаю, как приглушённый отчего-то бордовый свет разливается по небольшой комнате.
Презрительно сморщиваю нос. Пахнет чем-то незнакомым – какими-то тяжёлыми пряностями и травами, стоящими в центре стола в небольшой эмалированной кастрюльке. Акайо деловито приподнимает крышку, позволяя пушистому, сильно пахнущему пару вырваться на свободу.
Я невольно отшатываюсь от этого сизого джинна. Налетаю спиной на огромную кадку с какой-то раскидистой пальмой. Замечаю ещё несколько деревьев плодоносящих лимонов в огромных горшках, стоящих по кругу.
– Что это?
В голосе Никиты сквозит осторожность, и я привычно напрягаюсь, спрятавшись за его широкой спиной. За этими мускулами уютно и совсем не страшно.
Он оборачивается ко мне. Притягивает ближе, по-хозяйски расположив широкую ладонь на моей талии.
Поворачиваю голову и встречаюсь с мужем взглядом. Он совсем рядом, так что его мятное дыхание обдувает моё лицо. По коже рассыпаются колючие мурашки от этой непозволительной близости.
Я должна отстраниться. Вспомнить, что наш брак – лишь игра на девяносто дней, которая скоро закончится бракоразводным процессом, но ничего не могу с собой поделать. Приоткрываю рот в немом удивлении.
Замираю, глядя на японца.
– Хочу преподнести вам подарок богов, Антонов – сан. В этой кастрюльке – смесь целебных благовоний, которые должны зарядить вас с супругой положительной энергией.
Он говорит немного вкрадчиво, вглядываясь в моё лицо. Прожигает на лбу огромную дыру своими чёрными, как печные угли, глазами.
Становится нечем дышать. Аромат незнакомых трав усиливается. Он как будто проникает под кожу, натягивая вены. Проносится мельчайшими потоками лавы к мозгу.
– Снимите обувь. Освободите ваши ступни от одежды.
Я вопросительно смотрю на бывшего мужа, не зная, что делать. Он легонько качает головой. Пытается вежливо отказаться.
– Может быть, это лишнее?
– Нет, Никита-сан, вы с супругой должны пройти этот обряд. От подарка богов нельзя отказываться. Но, если вы принципиально против…
Ямамото на секунду замолкает, хитро поднимая уголок рта, отчего его физиономия перекашивается как после инсульта. Ядовито хмыкает.
– То вы можете покинуть мою резиденцию прямо сейчас, без моей подписи на вашем контракте. Какой вариант вас устроит?
– Дорогая, ну что же ты ещё не разулась?
Никита быстро наклоняется, начиная снимать с себя туфли из крокодиловой кожи. Косится в мою сторону, пытаясь прогнуть взглядом. От былой нежности не осталось ни следа – сейчас он снова бизнесмен, трясущийся над ещё неподписанным контрактом.
От досады поджимаю губы. Понимаю, что теперь мы вместе вынуждены плясать под дудку этого выжившего из ума старика. И Никита не собирается сопротивляться.
Это бесит. Выкручивает жилы, но пальцы покорно сдирают изящные лодочки.
– Чудесно.
Акайо удовлетворительно потирает сухие ладони. Зачерпывает металлическим совочком из кадки с лимоном рыхлую влажную землю, тут же высыпая её нам под ноги.
Я взвизгиваю от неожиданности. Пячусь назад. Только сильные пальцы Никиты помогают мне остаться в этой странной комнате, не позволяя вырваться. Он властно цепляет меня за локоть, шепча одними губами:
– Успокойся.
Я плотно сжимаю губы, закатывая глаза к потолку. Хочется стукнуть по темечку сейчас и Ямамото и Антонова, который готов на любые унижения ради этого контракта.
Японец тем временем подходит к своей кастрюльке, из которой уже перестал валить пар. Извлекает из кармана крохотную метелку, обвязанную какими-то бусами ярко-голубого цвета. Начинает шептать что-то на родном языке, поглядывая в нашу сторону.
Макает свой декоративный веник в странно пахнущий отвар и с силой обрушивает на нас ворох тёплых капель.
– Господи!
Отшатываюсь, как от огня, отчего-то взывая к Богу в такой щекотливой ситуации. Вызываю этим удовольствие в глазах Акайо. Он выжидательно поднимает палец вверх, констатируя:
– Боги услышали, это – просто отлично!
Подходит к окну, раздёргивая тяжёлые бордовые портьеры, создающие полумрак в этой странной комнате. Серебристый лунный свет тотчас озаряет помещение. Заливает мягким свечением пол, лизнув наши с Никитой голые ступни, засыпанные землёй.
– Сегодня первый лунный день молодой Луны. Я повяжу вам красные нити, которые укрепят связь, и прочту заклинание.
Ямамото почтительно склоняет голову перед Луной. В мягком белом свете его тёмные пряди как будто отливают серебром, а лицо приобретает застывшее выражение.
Я кошусь на Никиту. На спокойном лице застыло какое-то странное выражение покорности и благоговения. Это пугает меня ещё сильнее японского обряда.
Чтобы Антонов так внимательно кого-то слушал и наблюдал за чем-то с искренним интересом? Исключено! Если, это, конечно, не пляжный волейбол или теннис среди женских команд.
И это странно. Нервирует до состояния икоты.
Акайо наконец замолкает. Подходит к нам, держа в руках верёвочки ярко-красного цвета.
– Вы должны носить их, не снимая. Тогда обряд обязательно завершится успехом.
В горле встаёт тугой ком. Чувствую, как к глазам подбираются слёзы. Уже слишком поздно что-то менять в нашей жизни. Развод неизбежен, но Ямамото не следует это знать.
Приходится кивнуть. На миг задержать дыхание, собирая волю в кулак.
– Что будет, если кто-то из нас снимет верёвку?
– Сила обряда ослабнет, но шанс останется. Особенно, если второй из супругов продолжит носить нить.
Сканирует меня тёмным взглядом чуть раскосых глаз. Ехидно оттопыривает верхнюю губу:
– Вероника-сан, вы не хотите носить нить? Хотите разгневать Богов, которые благословляют ваш брак?
Получаю сильный толчок в бок. Растягиваю губы в фальшивой улыбке, поспешно лепеча:
– Нет-нет. Конечно, нет.
– Чудесно. Давайте сюда руку.
– Ты ведь не поверил во весь этот бред? Кажется, твой партнёр сбежал недавно из дурки.
Пытаюсь пошутить, но выходит плохо. В горле встаёт вязкий комок из слёз, мешая вздохнуть. Поспешно отворачиваюсь, чтобы Никита не заметил моего истинного настроения. Обхватываю себя руками за плечи.
Он подходит сзади. Тяжело дышит так, что волоски на затылке воинственно приподнимаются. Хрипит, обдувая горячим дыханием:
