33
Они так и промолчали всю дорогу. Но стоило машине подъехать к подъезду, остановиться, Глеб развернулся к Алёне, но не для того, чтобы попрощаться. Спросил:
– А кто это был с тобой? Вчера.
– Шарицкий, – бесстрастно доложила она. – Андрей. Мы с ним в одном классе учились.
– А-а, – протянул Глеб. – Помню. – И через короткую паузу добавил: – И что у вас?
– В смысле?
– Вы с ним встречаетесь?
Алёна поняла, прекрасно поняла, о чём он хотел узнать, какие вкладывал значения в слова, и даже, наверное, поняла, почему. И, скорее всего, из-за этого не получилось ответить просто и прямо, чтобы не потребовалось лишних вопросов. Словно решила поддразнить.
– Ну да. По старой памяти. Но вообще-то он женат.
– И? – Глеб хотел создать впечатление, что ему не слишком-то интересно, что спрашивает как бы межу прочим, но не совсем вышло. Цепкое внимание ясно проступило во взгляде.
– Что «и»? – сухо уточнила Алёна. – Хочешь услышать, что он так же, как ты? И что я тоже в этом участвую. И тогда тебе станет легче. – Она мотнула головой. – Нет, Глеб. Знаешь? Тут я ничем не смогу тебе помочь. Мы просто встречаемся. По-дружески. Кофе пьём. Он меня до дома подвозит. Потому что работает рядом с университетом, и временами так получается, что уходим домой одновременно. И больше ничего. Как бы тебе ни хотелось.
Глеб свёл брови.
– Алён, послушай. Всё…
Она перебила:
– Я же сказала, не надо мне ничего объяснять. И оправдываться не надо. Не моё дело. Совсем не моё.
Она же действительно так считала и с самого начала дала понять, нет смысла в долгом разговоре, её не интересуют причины его поступков, она не собирается осуждать, а уж тем более вмешиваться и пытаться что-то исправить. Они – взрослые люди, очень взрослые, и их жизни давно уже проходят не параллельно, и даже не перпендикулярно, а независимо друг от друга, сами по себе.
Глеб не торопился сказать что-то ещё, но не отводил взгляда и напряжённо, хотя и не слишком заметно покусывал нижнюю губу.
– Или тебе именно это и нужно? – предположила Алёна. – Ну, тогда… я правда могу послушать. Как раньше. Мы же многое могли обсуждать.
И всё равно, даже получив разрешение, Глеб заговорил не сразу. Глубоко выдохнул, чуть отвернул голову, посмотрел прямо перед собой сквозь лобовое стекло и только тогда произнёс:
– Тебя задевает?
– Меня? Задевает? – Алёна не ожидала услышать именно подобное. – Почему? Я ещё раз должна повторить, что меня это не касается?
– Но ты… слишком остро реагируешь.
– Ну, может быть, – согласно кивнула она. – Но я всегда остро реагирую. Если ты помнишь? Иногда сдерживаюсь, иногда нет. Сейчас, конечно, реже, но случается. Не настолько я изменилась. – Ну, не хотела Алёна, не хотела произносить всё это, но, если Глеб сам пожелал, так и быть, она выскажет прямо: – И мне действительно очень странно. Потому что я-то хорошо помню, ведь ты не раз повторял: «Я рад, что на ней женюсь. Что женился. Я её очень люблю».
– Тогда так и было.
– А теперь куда-то делось?
– Не теперь, – возразил Глеб. – Раньше. Ты ведь в курсе, почему мы поженились. А без этого, скорее всего, через какое-то время просто бы разбежались.
Насколько же трудно оказалось удержать пытающее вырваться наружу многозначительное, высокомерное: «А я же говорила!» Говорила, ещё тогда, двадцать лет назад, хотя ей было всего пятнадцать, и то понимала. Но Глеб упрямо убеждал, что всё просто замечательно, что именно о подобном и мечтает, и то, что он женат гораздо важнее мимолётного желания. Или даже не мимолётного. И ведь правда верил в это, если утверждал: «Тогда так и было». Но почему же сейчас стало совсем не так?
Со временем чувства тоже ветшают? Как обычные вещи. Или просто меняется их значимость. А может, меняются обстоятельства и взгляды на жизнь, и тогда уже кажется, что вот это не настолько существенно и принципиально, как виделось раньше, им вполне можно поступиться, а через это – переступить.
– Но ведь ты всё равно продолжаешь жить с ней, – напомнила Алёна.
Глеб вскинул голову, и на несколько секунд появилось ощущение, что они вернулись в далёкое прошлое, когда он посматривал на Алёну чуть свысока, как старший на младшую, как мудрый на неопытно-простодушную, как взрослый на мелкую, покровительственно и чуть снисходительно.
– Ну, в принципе, у нас же всё неплохо, – произнёс он весомо. – Ни скандалов, ни особых ссор. Она старается. И по дому всё делает, и для меня, и для Димки. Даже упрекнуть особо не в чем. И я же не могу её выгнать. У неё и жилья своего нет. И работы. Поэтому даже просто уйти и бросить не могу. Вот так, ни с чем. Она же Димкина мать. Мать моего сына, – повторил, чётко проговаривая и отделяя слова, но не замечая, что сам за весь монолог ни разу не назвал свою жену по имени. – Она о нём заботилась, она его вырастила. И он наверняка тоже не поймёт.
Алёна дёрнула плечом.
– Ему почти двадцать, а не пять. Сомневаюсь, что не поймёт. Но, конечно, не факт, что примет. Тем более, сразу. – Она опустила глаза, но уже через мгновение опять заглянула собеседнику в лицо. – Но, знаешь, Глеб. Может, ты только прикрываешься этим? А настоящая причина вовсе не в Лиле. Что она без тебя не проживёт. И не в Диме. В тебе самом. – Скорее всего, произносимые ею слова звучали слишком жёстко или даже зло, и складывалось впечатление, что Алёна просто отрывается за прошлое, за свои напрасные надежды. Но нет. Она всегда говорила откровенно, что думала. – И ты просто трусишь, боишься что-то делать, что-то менять. Но больше всего боишься показаться плохим. Ты же любишь быть хорошим. Ведь так? Вот и желаешь таким остаться, пусть даже чисто номинально. Но… ты ведь изменяешь. Своей жене. Хотя, скорее всего, там у тебя не слишком серьёзно. Опять же, чтобы сильно никого не обидеть. И, возможно, та женщина, уже не первая, и не последняя, и может быть даже не единственная.
– Алён, прекрати! – не выдержал Глеб, тоже посмотрел не слишком приветливо. Брови опять сведены, а глаза слегка сощурены. – Ты… Вспомни! Ты же сама тогда хотела…
Он умолк многозначительно, благородно ограничился намёком, не стал пересказывать в подробностях, как она повела себя.
– Глеб! Тогда! Именно – тогда. Мне было – восемнадцать. А ещё было очень обидно. Потому что твоя Лиля оказалась, не такой уж замечательной, как ты меня убеждал. Но я-то и раньше это знала, а ты всё равно выбрал её. А она на тебя орала. И сбежала, бросив одного с ребёнком, хотя ты пришёл с работы, с суточной смены. А я бы никогда такого не сделала. Ну я так думала, что никогда. И со мной тебе было бы лучше. Но ты был с ней. – Алёна перевела дух, поморщилась досадливо, что опять рядом с ним не сдержалась, опять отреагировала остро, по-детски. – Хотя, зачем я объясняю? Сейчас это вообще неважно. Потому что было давно. Очень давно. Да там и осталось.
