Саша с силой втянула воздух, на мгновенье зажмурилась, сгорая от стыда, не перед Германом, перед собой, ощутила себя последней дурой.
Опять она как наивная деточка, перечитавшая сентиментальных историй, придумала что-то там про нормальность, решила, будто разглядела всё-таки существующее хорошее и ценное, спрятанное глубоко внутри, по неизвестным причинам тщательно прикрываемое маской. Да нечего там прикрывать! И не маска это, истинное лицо, а напускные как раз те самые мнимые беспомощность, уязвимость, порядочность.
Да что ж она так упёрто шагает на очередные грабли? Верить в людей, конечно надо, но…
Она метнулась к выходу, вылетела из подсобки. Или что это было? Комната для особых случаев? Недаром же Герман столь быстро и беспроблемно нашёл её.
‒ Саша, ну подожди, ‒ донеслось следом, нагнало, вместе с торопливыми шагами. ‒ Я тебя отвезу.
Он реально рассчитывает на то, что она может согласиться? А чтобы он понял, ему обязательно нужно прямо сказать:
‒ Не надо. Я сама.
Герман всё равно не отстал, для него не существовало чужое «нет».
‒ Слушай, ну я так не могу. Поздно уже, а ты одна. Я клянусь…
Саша не дала ему договорить. У неё же есть проверенно работающее средство от его навязчивости. Она остановилась, развернулась и твёрдо повторила:
‒ Я же сказала, не надо. ‒ А потом ещё громко и чётко добавила, уставившись Герману в глаза, с той же невинной незамутнённостью, которой часто пользовался он сам: ‒ Я Косте позвоню, ‒ демонстративно вытащила из сумки мобильник. ‒ Он меня заберёт.
Глава 11
Герман вскинулся, кажется, хотел спросить, Саша даже примерно догадывалась, о чём («А разве вы всё ещё вместе? После того случая. Разве он не обиделся, не порвал с тобой насовсем?»), но не спросил, удержался, даже согласно кивнул:
‒ Ну, тогда ‒ конечно.
Но неприязни не скрыл, и насмешки тоже, словно опять сказал «Пусть пока останется так», с намёком, что дальше всё обязательно будет по-другому.
Да не будет же! Не будет! Как его убедить? Проорать прямо в лицо? Но он наверняка только ухмыльнётся в ответ, ещё и ляпнет опять что-нибудь типа какая она необыкновенно замечательная и как ему нравится её честность, прямолинейность и преданность собственным чувствам. Он слов не понимает, точнее, ему откровенно плевать на чужие слова, если они расходятся с его собственными.
Ну до чего же он достал! Ну что ему от Саши надо? Именно от неё. Неужели кругом недостаточно девушек, женщин, которые намного симпатичней, намного сговорчивей? Для которых за счастье быть рядом с ним.
Саша, не заботясь о том, ушёл Герман или по-прежнему отирается рядом, ткнула пальцем в нужный значок на экране мобильника, поднесла телефон к уху и едва услышав долгожданный ответ, почти выкрикнула, словно утопающий, из последних возможностей сопротивляющийся тянущей его вниз безжалостной силе:
‒ Костя! Костя! Ты приедешь за мной?
‒ Саш, ты где? Что случилось?
‒ Не спрашивай пока, ладно? Я потом всё расскажу. Просто приезжай. Со мной всё в порядке. Просто поздно уже, не хочу добираться одна.
‒ Да конечно, Сашка. Говори, где ты. Куда ехать?
Она назвала место.
‒ Я сейчас буду. Жди.
И ни пауз, ни многозначительного молчания, хотя ему хотелось, наверняка, даже вопреки её просьбе уточнить, узнать. Не стал, отложил на потом, просто помчался, к ней, и всё время, пока его ждала, Саша торчала поближе к выходу, или ко входу, словно тоже подрабатывала в охране, сжимала в ладони телефон, чтобы случайно не пропустить вызов. А ещё так было спокойней. Правда, почувствовав в ладони тонкое дрожание неожиданно ожившего мобильника, она тоже едва не вздрогнула.
‒ Саш, я уже подхожу. Ты внутри?
‒ Да, да. Сейчас выйду.
Она не просто вышла, выбежала, и, наверное, если бы кто-то оказался у неё на пути, снесла бы, не заметила. Костя поймал её, обнял, провёл рукой по волосам, по спине, убеждаясь, что она материальна, и одновременно успокаивая.
‒ Ну ты меня перепугала.
‒ Прости, ‒ пробормотала Саша.
Костя почему-то возмутился:
‒ А это к чему? ‒ Отодвинулся немножко, чтобы получилось заглянуть в глаза, заявил убеждённо: ‒ Ты всё правильно сделала. И дальше делай так же. ‒ Потом посмотрел на сияющую вывеску. ‒ Но ты… почему здесь? Ты же вроде не собиралась идти. Да ещё одна.
‒ Не собиралась, ‒ подтвердила Саша, ‒ но так вышло. Я и была не одна. Только Варя с Диной раньше уехали.
‒ А почему ты с ними не поехала, осталась? ‒ удивился Костя, и Саша тоже отодвинулась, ещё немного, решительно качнула головой.
‒ Я сейчас расскажу. Всё расскажу.
Она и правда рассказала, всё, почти: про Дину, про Варин звонок, как отбивались от парней, как вмешался Герман, как ему разбили нос, потому она и осталась с ним, чтобы хоть чем-то помочь. Только про подсобку умолчала. Да и без неё всё выглядело достаточно ужасно, по крайней мере, Косте хватило, чтобы произнести:
‒ Опять Герман! ‒ Он усмехнулся, отвернулся слишком уж демонстративно, посмотрел вниз, на асфальт. ‒ Опять типа чисто случайно.
Это было обидно, очень обидно, до злости, до раздражения, и на Костю, и на себя, на то что всё-таки рассказала не всё, скрыла, и от этого внутри саднило и жгло, слишком сильно, чтобы молчать и терпеть.
‒ Почему ты так говоришь? Вот с такими интонациями. Ну да, Герман. И что? Я понятия не имею, случайно он появился или не случайно. Да какая разница? Я ведь уже сказала, не один раз сказала, что у меня с ним ничего не было и быть не может. Даже если он каждую секунду начнёт прямо из-под земли выскакивать. ‒ Саша сглотнула, пытаясь избавиться от стоящего в горле тугого комка и унять дрожь в голосе, воскликнула с вызовом: ‒ Ты мне совсем не доверяешь?
Костя закусил губу, зажмурился сильно и как-то болезненно, словно свет на улице был невыносимо ярким и ослеплял (но ведь на самом деле ночь и темно), а, когда открыл глаза, глянул на Сашу в упор.
