‒ А! ‒ коротко выдал Костя. В кои-то веки, он, похоже, не представлял, что сказать.
Они, не сговариваясь, тихонько сдвинулись с места, зашагали вдоль по аллее привычным сотни раз хоженым маршрутом, испытывая маленькое облегчение от того, что способны делать нечто проверенное, обычное, понятное, что абсолютно не смущало и не вызывало вопросов. Костя смотрел прямо вперёд, а Саша под ноги, пытаясь сглотнуть рвущиеся наружу слова, но они всё-таки вылетели наружу с очередным выдохом.
‒ Она правда у тебя… у вас… в комнате ночевала?
‒ Ну да, ‒ не задержавшись ни на мгновение, подтвердил Костя, доложил подробно с беспечными насмешливыми интонациями: ‒ Завалилась бухая вдрызг и отключилась. Пытались её растолкать ‒ бесполезно. Так и оставили. Я из-за неё на полу спал. И даже понятия не имел, что она ещё и мою толстовку взяла.
Но на этот раз вроде бы привычные для него ирония и многословность с подробностями показались какими-то чересчур добросовестно нарочитыми. Костя явно чувствовал себя не слишком уютно, неосознанно провоцируя предположения, что на самом деле всё было не настолько невинно, как они утверждали с Диной. Саша не особо им верила, в смысле предположениям, но она тоже чувствовала себя неуютно. Потому что и сама не договаривала и беспокоилась из-за того, что там могла натрепать Дина в беседе по душам.
Рассказала про Германа? Свою возмущённую версию. Наверняка ведь рассказала. А Костя молчал. Хотя это было тоже заметно: ему хотелось о чём-то спросить. Он посматривал на Сашу с ожиданием, будто надеялся, что она заговорит сама. Или давал шанс?
А что ей сказать? «Понимаешь, Костя. Ко мне тут подкатывает взрослый мужчина. Динин парень. Бывший. Или как это правильно назвать? Я ему чётко и ясно сказала, что люблю тебя. Но он, похоже, не считает это поводом для невозможности отношений. Он пару раз довёз меня до дома на своей машине, прислал мне цветы, а потом ещё дорогой подарок. Но подарок я вернула. Так что не беспокойся, между нами ничего не было. И не будет».
Даже мысленно звучит слишком по-дурацки. Саше никогда подобное не выговорить, с беспечной иронией и излишними деталями, да и без них тоже. А Костя не спрашивает, но по-прежнему ждёт. Или не ждёт, ей всего лишь кажется, потому что она понимает: надо сказать.
Интересно, а он бы рассказал про Дину, если бы та не выложила всё сама? Или тоже предпочёл бы умолчать, чтобы зря не волновать Сашу. Ведь у них тоже ничего не было, а значит, и нет смысла признаваться. И, возможно, до Германа всё-таки дошло, и тот больше не попадётся на пути.
Как бы ни так!
Прямо какое-то жуткое дежавю ‒ машина плавно подкатила к краю тротуара, чуть проехала вперёд, обгоняя их, и остановилась.
‒ О, как неожиданно. Но в целом приятно. Саша, добрый день. ‒ Герман перевёл взгляд на Костю, несколько секунд изучал того с оценивающим любопытством. ‒ А это… тот самый парень?
‒ Тот самый, ‒ подтвердил за Сашу Костя.
‒ Рад познакомиться, ‒ вежливо произнёс Герман, растянул губы в отработанной улыбке.
Костя хмыкнул.
‒ Серьёзно?
Вскинул брови, тоже улыбнулся в ответ. Герман проигнорировал его восклицание, продолжил, критично прищурившись:
‒ Хотя я думал, он немного другой. А так… ‒ он многозначительно умолк на середине фразы.
‒ Что, не впечатлил? ‒ сочувственно протянул Костя. ‒ Считаете, недостаточно хорош? ‒ И хмыкнул снисходительно. ‒ Ещё б ваше мнение хоть что-нибудь да значило.
Германа зацепило, определённо зацепило, пусть внешне это почти и не проявилось, только зрачки сузились, глаза холодно блеснули. Если бы Костя обиделся или психанул, он бы только рассмеялся. Но тот умел, точно так же как и рассмешить, задеть словом, интонацией, лёгким намёком, и Саша, наверное, впервые столь чётко осознала, насколько это опасное умение.
Она ухватила Костю за руку, потянула прочь от дороги.
‒ Нам пора идти.
‒ До свидания, Саша! ‒ громко произнёс Герман, и на этот раз её имя получилось у него…
Да просто ужасно получилось. С какой-то невероятно чувственно-интимной интонацией, словно их действительно связывало что-то, известное только им двоим и надёжно скрытое от остальных. А Костя словно окаменел, Саша не только двинуть его с места не могла, даже руку шевельнуть, прошептала в отчаянии:
‒ Костя.
Он услышал, посмотрел на неё.
‒ А?
‒ Идём.
‒ Куда?
‒ Да хоть куда-нибудь.
Костя кивнул, оглянулся на отъезжающую машину.
‒ Эвок. Новенький. Пафосная тачка. ‒ Он перевёл взгляд на Сашу и выдал то, что она ожидала и не ожидала одновременно: ‒ Это Герман?
С места они так и не стронулись, стояли, вроде бы вдвоём, но чужое раздражающее присутствие ощущалось слишком ясно, было почти реальным, как чёрная тень на асфальте.
‒ Дина рассказала? ‒ то ли констатировала, то ли уточнила Саша.
‒ Ага, ‒ подтвердил Костя, и опять произнёс ожидаемое и неожиданное: ‒ А ты почему молчала?
Наверное, так даже лучше, и ей не придётся говорить все те глупости, что она перебирала в сознании, можно ограничиться только самым главным:
‒ Потому что не важно, что он там придумал. Мне он не нужен, ‒ твёрдо отрезала Саша и тихонько добавила: ‒ Ты же про Милу тоже никогда ничего не рассказывал.
‒ Она-то тут при чём? ‒ искренне изумился Костя. ‒ Просто соседка по общаге.
‒ Ну вот и Герман, ‒ Саша чётко проговорила каждое последующее слово: ‒ просто Динин знакомый.
‒ Саш!
Она вскинулась, посмотрела вопросительно, с вызовом.
‒ Что?
Костя ответил не сразу и не о том, приподняв руку, глянул на часы.
‒ Мне на работу пора. Я пойду, ладно?
Она тоже какое-то время молчала, но смотрела не на часы, на Костю, а тот смотрел через её плечо, вдаль, в перспективу улицы, видимо, туда, куда собирался уходить.
