Лакшин осторожно дотронулся до Дашиного подбородка чуть согнутыми пальцами — не подушечками, другой стороной, — медленно и неуверенно прочертили контур. Обычно Даша терпеть не могла, когда трогали её лицо, но эти прикосновения были настолько невесомы, нежны и аккуратны, что даже приятно.
Он просто слишком хорошо знал, как надо делать, но даже чёткое понимание не рождало желание оттолкнуть его руку, отодвинуться подальше. Наоборот, возникало желание зажмуриться, отгородиться от всего остального, чтобы ничего не отвлекало от ласковых будоражащих касаний. Но Даша нарочно не закрывала глаза, смотрела, прямо, в упор, воспринимая происходящее как вызов: насколько далеко она может зайти, чтобы потом ещё хватило сил отказаться и всё прекратить.
Пальцы скользнули по щеке, распрямились, дотронулись до волос, запутались в прядях. Взгляд следовал за рукой, Даше не удавалось его поймать. Происходящее в данный момент, вот в этот самый, в каждый, занимало мысли целиком и полностью, и больше ни о чём не получалось думать, только бесконечным повтором крутилось в голове, как единственно запомнившаяся строчка навязчивой песенки «Насколько далеко… насколько далеко».
Взгляды наконец встретились, а пальцы опять легли на подбородок, заскользили вдоль его, уже не на грани чувствительности и не просто так. Намекая или спрашивая: «Ты же понимаешь, что сейчас случится? И что, тебя по-прежнему не волнует, тебе до сих пор всё равно?»
Новое прикосновение обожгло, уже не показалось настолько невесомым, и не получилось просто ощущать, вроде бы оставаясь безучастной. Даша только несколько секунд выдержала, а потом жадно откликнулась на поцелуй: ловила и с силой сдавливала мягкие, ласковые и по-особенному сладкие губы — не вкусом, совсем другим. Обхватила шею, запустила пальцы в волосы на затылке, вцепилась в короткие шелковистые пряди, тоже с силой, будто одновременно и готовилась потянуть за них, чтобы наконец отодвинуть от себя, и на всякий случай удерживала, боялась отпустить.
Снятая куртка упала под ноги, Лакшин притиснул Дашу к себе, она и сама прижалась, как можно теснее, убеждаясь: он её хотел. Или, скорее, просто хотел — чисто физиология — но ведь и она хотела тоже. Низ живота наполнился тянущей и сладко-болезненной тяжестью, жар от неё разливался по телу, заставлял впиваться в чужие губы ещё с большими нетерпением и жадностью.
Лакшин решительно ухватился за нижний край Дашиной кофты, торопливо потянул его вверх, сдирая, и, кажется, просто бросил куда-то. Она не расстёгивала, а выдёргивала из петель пуговицы его рубашки, и одна, кажется, оторвалась, отлетела в неизвестном направлении.
Разгорячённая кожа пылала под ладонями, когда Даша упоённо проводила ими по его плечам, по напряжённому животу и груди. Больше не в силах удерживать даже самое минимальное расстояние, они опять прижались друг к другу.
Соприкосновение обнажённых тел распалило только сильнее. Даша едва не задохнулась, словно нырнула в кипяток или раскалённую лаву. Лакшин крепко стиснул её, приподнял, она, кое-как стряхнув кеды, обхватила его ногами.
Не переставая целоваться, так и добрались до кровати. Даша встала на её край, запрокинула голову, закрыла глаза, впитывая ощущения. Губы Лакшина ласкали её грудь, а руки… скользнули вдоль боков, потом поперёк живота, взялись за пояс брюк, быстро расправились с застёжками, стянули всё лишнее вниз и опять уверенно скользнули — по бёдрам, по животу, вызывая сладостный трепет и обжигая. И стоять уже не было сил, колени безвольно подгибались. «Насколько далеко…»
Сейчас она точно не собиралась останавливаться. Слишком маняще, слишком хорошо, слишком желанно, так что почти разрывало от нетерпения и даже самых откровенных ласк становилось мало, слишком мало. Тело тоже нуждалось в удовлетворении, невыносимо и страстно, не хотело отказываться. Всё потом. Это случится потом. А сейчас — пусть он считает, что она не выдержала, поддалась. Она же и правда поддалась, но… самое главное в другом.
Упругое сопротивление кровати, тяжесть чужого тела. Больше не существует недозволенных прикосновений, если близость настолько запредельна. Сливающийся ритм движений в стремлении навстречу друг другу. Сладкие стоны наслаждения, которые никак невозможно сдержать. Да и зачем? И томная довольная усталость в конце, и…
Что теперь?
29
Свет в комнате не горел, вполне хватало того, что проникал из коридора и с улицы в окно. Сейчас даже без фонарей ночью темнота недолгая и прозрачная. Тем более ночь ещё не наступила. Вечер, мягкая призрачность надвигающихся сумерек.
Лакшин сидел на кровати, слегка прикрывшись одеялом и, почти не двигаясь, молча наблюдал, как Даша одевалась. Она не смущалась, ничуть, под его бесцеремонным взглядом. Сама его рассматривала. Любопытно ведь, а раньше было не до этого. Одежда всё-таки немного скрадывает (или подчёркивает согласно хорошо просчитанному замыслу) настоящие линии. Плечи широкие, крепкие — проверено, точно крепкие — но никакой показательно-нарочитой рельефности, просто подтянутое мужское тело. Всё та же родинка на шее, в любой момент упрямо притягивающая взгляд, узкая тёмная дорожка коротких волос внизу живота.
А вот теперь лучше отвернуться и поглубже вдохнуть, иначе… Да какая разница, что иначе?
Даша выглянула в прихожую, разыскивая недостающие детали гардероба. Прямо возле дверного проёма обнаружила обе, и кофту, и бюстгальтер, даже выходить не пришлось. Лакшин окончательно вставать, судя по всему, не собирался. Да ей это и ни к чему. В его провожаниях она не нуждается, и не поздно ещё.
Заметив, что Даша разворачивается в сторону выхода, он, наконец шевельнулся, поинтересовался, привычно сощурившись и, кажется, тихонько хмыкнув:
— И что, даже не поцелуешь на прощание?
Даша вскинулась, глянула напряжённо.
— А зачем?
Лакшин кивнул, усмехнувшись.
— Понял. Это типа был просто секс. Ничего лишнего.
— Ну да. А ты чего-то другого хотел?
— Нет. Так как раз нормально.
— Ну вот и я подумала, — безучастно заключила Даша. — Ты же не любишь обязательств.
— Точно, — ни на мгновенье не задумавшись, подтвердил Лакшин. — Не люблю. Но ты хоть довольна?
— А ты, что, в себе сомневаешься?
