– Почему я в последнюю очередь узнаю от твоей чокнутой подружки лесбиянки, что ты болел?– снова спросила мать.
– Извини, не хотел тебя беспокоить,– повернулся Артем, уже не поднимая на нее глаз.
– А что с лицом?– остро выгнула она свои тонкие черные брови.– И так жизнь собачья, еще и выглядишь, как бомж? Не смей появляться у меня в таком убогом виде!
От этих слов меня едва не перекосило. «Как она говорит с сыном?!» Я изумленно перевела вопросительный взгляд на Артема, а он покорно кивнул, тупо разглядывая что-то под ногами.
Я откровенно не понимала, что происходит, только ловила себя на том, что глаза сами собой округляются от недоумения и возмущения. Его поведение до тошноты и жуткого разочарования показалось таким знакомым… Он вел себя, как Павел перед своей матерью. Только Артем никогда не походил на маменькиного сынка. Однако ее слова и его молчаливое принятие доказывали обратное. Мне безумно хотелось сбежать, но то, что я наблюдала и чувствовала, словно проливалось на меня чернющей смолой, приклеивая к полу.
Мать придирчиво погладила столешницу барной стойки, снисходительно скривила губы и дернула плечом:
– Ты мебелью обзавелся? Надо же! Кто тебе мозг вправил?
«Унижение, грубость и откровенный игнор – типичная мамаша, держащая сына-щенка на коротком поводке. Не хватало только дождаться, когда она скажет что-то хамское в мою сторону…»– в гнетущем ожидании сжала губы я.
Артем немо сунул руки в карманы джинсов, как серьезно провинившийся мальчишка, и не пытался ей возражать, защищаться, будто она во всем была права.
– Какая безвкусица, должна заметить!– убежденно бросила она.– Кучу денег выбросил на ветер… Для этого ты купил себе гнездо на другом конце города от родного дома, чтобы так изгаляться? Лучше бы мне путевку на Сейшелы организовал…
У меня болезненно горели щеки, казалось, если я хоть что-то произнесу, то они осыплются пеплом. Я лишь потрясенно переводила взгляд с Артема на женщину и кусала губы. Он словно воды в рот набрал, а я чувствовала себя оскорбленной до глубины души. Нет, не за эту ешкину мебель, а за свое чувство к нему. Ведь я считала себя в безопасности с ним – с мужчиной, который, казалось, и самого черта скрутит в бараний рог. Но сейчас мать размазывала его по этой самой столешнице, а он безропотно кивал. «Твою ж мать, Кондратий! Неужели я снова вляпалась?!» Не выдержала и громко сказала:
– Простите, может, вам предложить чаю с мятой?
В этот момент заметила, как Артем поднял на меня полуиспуганный взгляд и напряженно сглотнул.
«А ты-то чего струсил? Ты как хочешь, а я себя в обиду не дам!»
Круэлла* одарила меня равнодушным взглядом и фыркнула:
– Я не пью чай, милочка. А кофе у этого нерадивого сынка не водится, даже для родной матери не запасся,– но потом повернулась вполоборота и рассмотрела меня более внимательно.– А вы, собственно, кто?
– Я…– на секунду замешкалась, мельком глянув на Артема, но тот не вмешивался и не пытался поддержать, и твердо проговорила:– Приятельница…
– Приятельница?!– насмешливо округлила глаза та и повернулась к сыну.– Ха! А твоя так называемая приятельница знает, чем ты занимаешься в свободное время?
«Член тешит!– живо вспомнилось мне из слов матери Павла, и так стало мерзко, что не сдержалась и поморщилась, будто лимон откусила.– Судя по тону, она точно знает, о чем говорит! Откуда?! Как это можно обсуждать с матерью?!»– волосы на голове зашевелились, и я под ее остро-испытующим взглядом собрала волосы и закрутила на затылке.
– Надеюсь только, не у себя на дому,– добавила она.
В глазах потемнело, по кончикам пальцев пробежал ток. Зубы чуть не раскрошились от силы, с которой сомкнула челюсти. «Держите меня семеро…»– последнее, что подумала я, и дерзко вскинула голову. В этом пространстве остались только мы двое.
– И чем же?– поставив руки на бедра, я медленно, с ехидным прищуром сделала несколько шагов ей навстречу.
– Он – проститутка!– выплюнула та с издевательским смехом.
– Жиголо, если быть точнее,– с убедительной невозмутимостью поправила я.
Лицо у «ее величества» вытянулось и посерело.
– Так ведь все заработанное в дом несет. Как вы думаете, на что он купил мебель?– со зловещей улыбкой продолжила я, а самой хотелось прибить ее на месте, как жирного таракана тапочкой: до того мне было мерзко находиться с ней в одном пространстве.
– Еще одна убогая! Избавься от нее!– процедила та, хлестнула гневным взглядом по Артему, протопала на своих каблучищах к двери и нервно дернула ручку.
– Ма!..– громко окликнул Артем, но та уже вышла вон.
В глазах прояснилось. Заметила Артема, который буравил меня тяжелым взглядом и спешно обувался. Я окончательно и бесповоротно поняла: мой безмятежный локдаун закончен. В глубине живота сверлило болезненное разочарование. Обида и гадкое бессилие липким коконом запечатывали поры, что хотелось вырваться на свежий воздух и закричать на весь опустевший мир. Но я, сжав кулаки, молча смотрела, как Артем нервно завязывает шнурки на кедах и недовольно сжимает губы.
– Видимо, мне пора собирать вещи,– стекло с моих губ, как бы я ни пыталась оправдать его внутри себя.
– Приготовь поесть, я скоро вернусь,– сухо бросил он и, не удостоив взглядом, быстро вышел из квартиры.
Я осталась стоять посреди мгновенно опустевшей и заледеневшей гостиной, изумленно раскрыв рот.
«Это что – указание от подкаблучника?»
____________________________
* Круэлла – персонаж из фильма «101 далматинец». Женщина-злодейка, убивающая щенков ради их шкур.
***
И он действительно скоро вернулся (через час, обычно отсутствовал не меньше двух). Но я не встречала его гостеприимной хозяйкой, а сбившись в напряженный комок нервов сидела в углу дивана и смотрела в невидимую точку.
Он прошел тихой походкой к окну, молча постоял несколько минут, устало потирая шею, оглянулся и спросил:
– Есть что поесть?
Я подняла на него невидящий взгляд и нахмурилась:
– Что это было?
Его глаза потемнели. Он снова стал закрытым и непробиваемым. А мне было мерзко осознавать, что угодила в ту же ловушку дважды подряд. Только почему-то до сих пор не верилось во все это: не вязался его характер и обычное поведение с подкаблучником. «Но тогда почему он себя так вел? И откуда она знает, чем он занимается? Это же уму непостижимо?! Хотя моему уму, видимо, вообще, не постижим весь мужской род… Пашу я тоже не разглядела».
– Если не собираешься готовить, можешь заниматься своими делами,– произнес Артем и раздраженно пошел к холодильнику.
Я хотела с ним поговорить, но сейчас сама не понимала, что даст этот разговор. Он уже провалил свою миссию, и я тому свидетель. Но в горле горячо бился пульс, чувство несправедливости разрывало на части…
