– Знаете, я слышал как-то такую фигню от его матери, но не придал значения. Она же у него ку-ку…– заметил Олег, когда я замолчала.
– А вот не бывает дыма без огня… И все, что он наплел ей, – сказки, чтобы оправдаться… Не может себе позволить выглядеть неудачником,– ответила Римма.
– Ну и хрен с ним! У него и мать контуженая! Баба с кобылы – возу легче,– подняла я указательный палец.
– Ага, только наоборот,– поглаживая меня по плечу, сочувственно кивнула Верочка.
– В смысле – кобыла контуженая?– хмуро оглянулась я на нее.
– Нет, пить тебе нельзя,– усмехнулся Олег.– Но для пользы дела нужно…
– Это не я!– помотала головой и откинулась на спинку дивана.– Нельзя мне…
– Я скоро останусь одна. Хочешь, переезжай ко мне?– предложила Римма.
– Не поняла?– удивилась Вера, и я протерла мокрые глаза.
– Да к чертям этого старого урода. Развод! Пойду по рукам!– махнула ведьма и сама выпила водки.
Олег, прикрыв глаза, покачал головой. Да, с нами – женщинами – и так нелегко, а с пьяными тем более.
– Чтоб у них все отсохло!– уткнулась я в ее плечо.
– Выревись, детка… Легче станет. Через год и не вспомнишь о нем…
– О-о-о…– заревела я с новой силой, а Вера только и успевала менять салфетки: слезы в три ручья, сопли, слюни…
Фу, сама терпеть не могу себя такую… Но все разваливалось… А у меня кредит, ипотека и куча новых огроменных проблем, которые начнут расти, как снежный ком, а решить их полным аннулированием долгов просто невозможно.
А когда я выплакалась и уже просто смотрела в одну точку невидящим взглядом, Олег поднялся и сказал:
– Ладно… Мне уехать надо. Вы тут без меня точно справитесь?
– Да иди уже,– отпустила Римма, снова налила себе водки и выпила залпом.
– Веру мне не споите?– строго кивнул он на бутылку.
– Не волнуйся, иди,– погладила его по руке Верочка.
– Не боись… Кто же мне сопли вытирать будет?– скривилась я от тошноты и спустила ноги на пол.
– Только не ходите никуда,– напоследок сказал Олег и вышел из кухни.
– Да никуда мы не пойдем, а Веру я на такси доставлю, не беспокойся,– крикнула вслед ему Римма.– Мне самой в два ночи вылетать в Москву…
– Не знаю, может, я с Майей останусь?– ответила та.
– Да и не знай… Я щас отлично себя чувс… вс… твою… твую,– отмахнулась я и приложила мокрое полотенце ко рту.– Щас, только шоколад с водкой выйдет…
И я еле успела добежать до мойки. Верочка гладила по спине, придерживая волосы, а у меня уже подкашивались ноги и слипались глаза…
– Пойдем-ка я тебя уложу, моя хорошая…
– Ой, ну не надо… Я сама…
– Ну уж нет, я тебя не оставлю… Рим, ты езжай домой. Я останусь с ней…
Когда ведьма уехала, я уже практически выбилась из сил и просто лежала на кровати, головой на коленях у Верочки, а та мягко гладила мои волосы и что-то рассказывала. С ней было так спокойно, как с мамой…
– Ты полежи, я заварю чайку,– тихо поднялась она, когда совсем стемнело.
– Поешь что-нибудь… хотя не знаю, что у меня там есть,– чувствуя безумное головокружение из-за малейшего движения, едва смогла сказать я.
Вера зашуршала на кухне, а мне что-то стало так душно, что я не выдержала, еле поднялась и подошла к окну. Распахнув его, оперлась на подоконник и выглянула на улицу.
Тишина. Прохладный весенний ветер освежил лицо и прямо-таки вдохнул силы в тело… И чувство вины…
«Ешкин кот, зря ты меня напоила, ведьма… Но вот же парадокс: тело в хлам, а все уже и не так страшно, как черт малюет».
Взглянув вниз с пятого этажа, увидела, как из такси почти вываливаются два забулдыги. Грязные, едва на ногах держатся… Еще пару часов назад я испытывала почти то же самое. Слава богу, что напоили дома и была не одна…
– Эй, это не твой дом и не мой…– раздалось снизу.
– Ага… дела у меня тут,– послышался голос второго.
– Тогда я на лавочке полежу…– начал валиться на скамью первый.
«Опять всю ночь песни орать будут, бутылки бить и драться с кем-нибудь»,– тяжело вздохнула я.
Второй твердо встал на ноги и взвалил на себя собутыльника и потянул за собой. И так они потелепали к подъезду.
«М-м, еще и подъезд мочой и блевотиной уделают…»– поморщилась я, и саму снова замутило.
На ватных ногах бросилась в туалет, и меня стошнило. Верочка поскребла в дверь, но я ее успокоила и отослала пить чай.
Просидев несколько минут рядом с унитазом, я почувствовала, что стало легче. Голова немного прояснилась, тело все еще тяжелое, но я смогла передвигаться самостоятельно. Потом прошла в ванную, умылась, кое-как почистила зубы и перед зеркалом, глядя на отекшее от слез и алкоголя лицо, поклялась: «В жизни больше спиртного в рот не возьму. И в дом запрещу приносить! Все пройдет, Майя, и это тоже… Ты уж прости меня,– обняла себя я.– Я уже знаю, что теперь для меня важнее всего в жизни… Все обязательно наладится. Завтра уже будет по-другому…» Слово, данное себе, всегда работало. А теперь его жизненно необходимо было соблюсти!
Мою клятву прервал тупой удар во входную дверь, а потом и кто-то повис на звонке. От непрерывной трели аж зубы свело, и в виски будто вонзили гвозди.
Покачиваясь и морщась от раздражающего звона, я возмущенно вышла из ванной. Входная дверь была распахнута, в прихожей стояла Вера и кому-то осуждающе качала головой. Я обошла ее и уже было собралась оторваться на хулиганов, но обомлела.
С порога на меня смотрели помятые лица Олега и… Артема… Оба держались друг за друга и были пьяные вусмерть.
Я раскрыла рот, но так ничего и не смогла произнести, просто хлопала ресницами и смотрела на эту удалую парочку.
– В общем, эта-а я его приволок… А вы дальше сами как-то… Не дети же… А то же оба крякнете,– сморозил Верет и, качаясь, махнул Вере:– Пойдем со мной, дорогая…
– Сумасшедшие!– ужаснулась Вера и оглянулась.– Прости, ты в порядке?
– В полном, иди, Верусь,– кивнула я.
Она быстро обулась и, подхватив Олега под руку, ворча на него, втащила в лифт.
Ничего не соображающий Артем, качаясь, оглянулся на лифт, потом снова на меня и едва различимо произнес:
– Он что, к тебе пришел дела решать?
Прошло дней десять, как я его не видела, он снова зарос щетиной, и пахло от него отвратительно. Я брезгливо поморщилась и, чувствуя, что больше не могу стоять на ногах, стала закрывать дверь.
– Не знаю, кто и что собрался решать… Иди куда шел…
– Нет, я уж тогда скажу,– махнул рукой Артем и переступил одной ногой порог, потому что чуть не упал вперед.
