Джон, которому его мать-американка с детства прививала правила поведения на светских вечерах (Имоджен об этом знала, иначе никогда не обратилась бы к нему с подобной просьбой), сказал, что рад быть полезным, и спросил, где найти девушку.
Имоджен была небольшого роста. Она встала на цыпочки и обвела взглядом гостиную.
– Она вон там, в углу.
Ее маленькая женственная рука, словно тиски, обхватила его запястье.
– Я провожу вас и представлю ей.
Она тут же приступила к выполнению своего намерения, пробираясь между гостями и ни на минуту не ослабляя своей мертвой хватки. Джон волей-неволей следовал за ней, чувствуя себя громоздким кораблем, которого тянет буксирное судно. Наконец они добрались до места. Это в самом деле был тихий уголок в комнате – возможно, потому, что находился дальше всего от двери и бара, и совсем неожиданно там оказалось место, где можно постоять, свободно двигая локтями, и даже посидеть.
– Виктория.
Девушка примостилась на ручке кресла и вела беседу с пожилым господином, который, очевидно, собирался на какой-то другой прием, потому что на нем был смокинг и черный галстук. Услышав свое имя, она встала, однако невозможно было сказать, из вежливости перед Имоджен или чтобы избавиться от своего собеседника.
– Виктория, я очень надеюсь, что прерываю не самую увлекательную беседу. Я хочу познакомить тебя с Джоном. К сожалению, его девушка не смогла прийти сегодня, и я прошу тебя быть с ним особенно любезной.
Джон чувствовал неловкость и за себя, и за девушку, но продолжал вежливо улыбаться.
– Он американец и один из самых любимых моих друзей…
Откашлявшись и наспех попрощавшись, пожилой господин в смокинге тоже встал и растворился в толпе гостей.
Имоджен по-прежнему крепко держала его за руку. Вполне возможно, что приток крови к кисти уже прекратился и через мгновение пальцы у него начнут отваливаться.
– Джон, это Виктория. Ее мать – одна из самых близких моих подруг, и когда мы с Реджи в прошлом году были в Испании, мы провели у нее в Сотогранде несколько дней. Удивительно красивый дом.
Она наконец разжала пальцы. Джон словно освободился от наручников.
– Здравствуйте, Виктория.
– Добрый вечер.
Имоджен неудачно выбрала слова. Девушка вовсе не была так уж хороша. Но от нее веяло безукоризненной чистотой и свежестью, и Джон с некоторой ностальгией вспомнил американских девушек, с которыми дружил в юности. Волосы у нее были светлые и шелковистые; прямые и длинные, подстриженные умелой рукой, они красиво обрамляли лицо. Голубые глаза, правильные черты лица, длинная шейка и узкие плечи. Ничем не примечательный нос и очень примечательный рот – красивый и выразительный, с ямочкой в одном уголке. Такое лицо легко представить где-нибудь на свежем воздухе – у румпеля под парусом или в начале головокружительного спуска на лыжах, но никак не на коктейле в лондонской гостиной.
– Кажется, Имоджен упомянула Сотогранде?
– Да, верно.
– И давно ваша матушка живет там?
– Скоро три года. А вы были когда-нибудь в Сотогранде?
– Нет, но у меня есть друзья, увлекающиеся гольфом, так они ездят туда при каждом удобном случае.
– Мой отчим играет в гольф каждый день, поэтому он решил там пожить. Их дом совсем рядом с полем для гольфа. Отчим выходит из садовой калитки и сразу оказывается у десятой лунки. Все очень просто.
– А вы играете в гольф?
– Нет. Но там есть и другие развлечения. Можно купаться, играть в теннис, ездить верхом, если нравится.
– А что делаете вы?
– Я не часто выхожу из дома, но, когда выхожу, чаще всего играю в теннис.
– Ваша мама приезжает в Англию?
– Да, два или три раза в год. Она обегает все художественные галереи, смотрит шесть спектаклей, покупает кое-что из одежды и снова уезжает.
Джон улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Они помолчали. Тема Сотогранде была исчерпана. Виктория перевела взгляд на его плечо, а потом снова на лицо – очевидно, не хотела показаться невежливой. Он решил, что она кого-то ждет.
– Вы многих здесь знаете? – спросил он.
– Нет. Вряд ли. Скорее всего, никого, – сказала она. – Очень жаль, что ваша девушка не смогла прийти.
– Ей пришлось поехать за город, как уже сказала Имоджен.
– Да-да. – Она наклонилась, взяла горсть орехов с тарелки, стоявшей на низком кофейном столике, и стала их есть, кладя в рот по одному. – Кажется, Имоджен сказала, вы американец?
– Совершенно верно.
– Судя по произношению, вы на американца не похожи.
– А на кого я похож?
– На нечто среднее между американцем и англичанином. У вас среднеатлантический выговор. Как у Алистера Кука
[4].
Он был поражен.
– У вас тонкий слух. Моя мать – американка, а отец англичанин, вернее, шотландец.
– Стало быть, на самом деле вы англичанин?
– У меня двойное гражданство. Я родился в Штатах, в Колорадо.
– Там живут ваши родители?
– У них ранчо на юго-западе штата.
– Мне трудно представить, где это.
– К северу от штата Нью-Мексико. К западу от Скалистых гор. К востоку от Сан-Хуана.
– Надо будет заглянуть в атлас. Но звучит весьма впечатляюще.
– Место и в самом деле великолепное.
– Наверное, на лошади вы выучились ездить прежде, чем ходить, да?
– Примерно так.
– Могу себе представить, – сказала она, а у него возникло странное чувство, что она и в самом деле способна на это. – И когда вы уехали из Колорадо?
– Когда мне было одиннадцать лет. Меня послали учиться в школу на восточном побережье. Оттуда я приехал в Англию, в Веллингтон, потому что там в это время находился отец. Затем я поехал в Кембридж, в университет.
– У вас и вправду не только двойное гражданство, но и двойная национальная принадлежность. А что было после Кембриджа?
– Я вернулся в Нью-Йорк и жил там некоторое время, а теперь вот я опять в Лондоне. С лета.
– Вы работаете в американской фирме?
– В американском инвестиционном банке.
– А в Колорадо наезжаете?
– Конечно, как только выпадает возможность. Я не был там какое-то время только потому, что здесь сейчас очень много работы.
– Вам нравится жить в Лондоне?
– Да, очень нравится. – Выражение лица у нее было такое, будто она упорно о чем-то думает. Он улыбнулся. – А вам разве не нравится?
