Оливер ответил, что вряд ли он будет хорошим мужем, поскольку очень беден.
Мистер Арчер прокашлялся в третий, и последний раз и перешел к делу. Если Оливер согласится жениться на Жаннетт и стать законным отцом ребенка, мистер Арчер готов позаботиться о, так сказать, материальной стороне дела, чтобы молодые могли жить… гм… хорошо.
Оливер спросил, насколько хорошо? И мистер Арчер уточнил, пристально глядя в глаза Оливера, сидевшего напротив, при этом его нервные пальцы передвигали с места на место бокал, поправляли лежавшие на столе вилки, крошили хлеб. К тому времени как он закончил свои пояснения, на месте, где стоял его прибор, был хаотический беспорядок, но Оливер понял, что для него все складывается очень неплохо.
Живя в лондонской квартире с Жаннетт и получая ежемесячные поступления на свой банковский счет, он может бросить работу в рыбной лавке и закончить пьесу. У него уже была написана книга, которая все еще находилась у его агента. Но пьеса – это другое дело, ее надо довести до ума, пока она не выела душу, как отвратительная раковая опухоль. С ним всегда так. Он никогда не бывает доволен собой, если не живет двойной жизнью. Одна жизнь – реальная, с женщинами, едой, выпивкой и общением с друзьями в пабах; другая жизнь – населенная его персонажами, которые казались более живыми и симпатичными, чем те, с которыми ему приходилось встречаться в реальной жизни. И уж конечно, более интересными, по его мнению, чем Арчеры.
За обедом в клубе Оливер и мистер Арчер пришли к соглашению, которое потом было скреплено переводными векселями, юридическими бумагами и подписями. Жаннетт и Оливер своевременно вступили в брак, о чем была сделана соответствующая запись в книге актов гражданского состояния, и, похоже, именно это и нужно было Арчерам. Брачный союз просуществовал всего несколько месяцев, и Жаннетт еще до рождения ребенка вернулась в родительский дом. По ее словам, со скукой и одиночеством она еще могла мириться, но терпеть оскорбления и побои было выше ее сил.
Оливер почти не замечал ее отсутствия. Он продолжал жить в ее квартире и спокойно, без помех закончил пьесу. После этого он освободил квартиру, запер дверь, ключ отправил Жаннетт по почте и уехал. Ребенок родился, когда он был в Испании, и там же он прочел в газете недельной давности о гибели жены в авиационной катастрофе в Югославии. Жаннетт к тому времени была для него человеком, когда-то давно встретившимся ему на жизненном пути, и ее гибель не вызвала у него никаких эмоций. Эта женщина осталась в далеком прошлом.
К тому же он заканчивал уже второй роман. Подумав о Жаннетт минут пять, он с облегчением погрузился в мир своих героев, гораздо для него более интересных, которые продолжали жить своей жизнью у него в голове.
Когда Хельга снова сошла вниз, он уже сидел в кухне у окна, спиной к солнцу, с удовольствием потягивая пиво. Дверь отворилась, и она появилась, держа на руках ребенка. Он был больше, чем предполагал Оливер, на нем был красный комбинезон с нагрудником и белый свитер. Волосы у него были рыжеватые с золотистым отливом, как у новеньких пенсов, однако лица не было видно – малыш спрятал его, уткнувшись носом в восхитительную шею Хельги.
Она улыбнулась Оливеру, глядя на него поверх плеча ребенка.
– Он стесняется. Я сказала ему, что у нас гость, и он не хочет на вас смотреть.
Она наклонила голову к малышу:
– Ну же, глупенький, этот дядя хороший. Он будет с нами обедать.
Ребенок недовольно что-то промычал и еще глубже спрятал лицо у нее на груди. Хельга засмеялась, подняла его и посадила в высокий детский стул, чтобы он отпустил ее. Наконец малыш и Оливер посмотрели друг на друга. Томас оказался этаким крепышом с голубыми глазами. Оливеру еще не приходилось общаться с детьми. Никогда. И он сказал:
– Привет.
– Скажи дяде «здравствуйте», Томас, – подсказала Хельга и добавила: – Он не любит разговаривать.
Томас уставился на незнакомого дядю. Одна половина лица у него раскраснелась – наверное, та, что лежала на подушке. От него пахло мылом. Хельга застегнула пластиковый нагрудник сзади на шее, а он, не отрывая глаз, смотрел на Оливера.
Хельга пошла к плите за обедом. Она вынула из духовки пастушью запеканку и брюссельскую капусту. Маленький кусочек запеканки она положила на круглую тарелочку, размяла его вилкой и поставила перед Томасом.
– Ну, теперь ешь, – сказала она, вкладывая ложку ему в руку.
– Он что, уже сам ест? – спросил Оливер.
– Конечно. Ему два года. Он уже не маленький, да, Томас? Ну-ка покажи дяде, как ты умеешь есть.
В ответ Томас положил ложку. Он не мигая смотрел на Оливера голубыми глазами, и Оливер почувствовал некоторую неловкость.
– Давай поедим, – сказал он.
Оливер поставил на стол кружку с пивом, взял ложку Томаса с размятым мясом и картошкой и поднес ее ко рту малыша; рот тут же открылся, и содержимое ложки оказалось внутри. Но и жуя, Томас продолжал неотрывно смотреть на Оливера. Оливер отдал ему ложку. Прожевав то, что было во рту, Томас улыбнулся, обнажив двойной ряд обворожительных белых зубок с застрявшей в них запеканкой.
Ставя перед Оливером тарелку с едой, Хельга заметила его улыбку:
– Ну вот, он признал вас другом.
Она принесла еще одну тарелку и села во главе стола.
– Он очень доброжелательный мальчик.
– А что он делает весь день?
– Играет, спит, днем гуляет в прогулочной коляске. Обычно его вывозит на прогулку миссис Арчер, но сегодня это сделаю я.
– Он любит смотреть картинки в книжках или еще что-нибудь?
– Да, любит, только иногда рвет их.
– А игрушки у него есть?
– А как же. Ему нравятся маленькие машинки и кубики. Вот мягкие игрушки – зайчики и мишки, к примеру, – он не любит. Я думаю, ему не нравится плюш, из которого они сделаны. Понимаете?
Оливер занялся пастушьей запеканкой, которая оказалась горячей и очень вкусной.
– А вы умеете обращаться с маленькими детьми? – спросил он.
– Дома в Швеции у меня есть младшие братья и сестры.
– А Томас вам нравится?
– Да, он славный малыш. – Она подмигнула Томасу. – Томас, ты ведь славный мальчик, да? Он почти никогда не плачет, как некоторые капризули.
– Наверное, ему скучно оттого, что его растят бабушка с дедушкой?
– Он еще слишком мал, чтобы знать, скучно ему или нет.
– Ну а когда он вырастет?
– Конечно, когда ребенок предоставлен сам себе, ему скучно. Но в Вудбридже есть и другие дети. Он заведет себе друзей.
– А вы обзавелись друзьями?
– Здесь есть еще одна девушка, которая, как и я, приехала сюда изучать язык и помогает по хозяйству за стол и квартиру. Мы вместе ходим на курсы.
– А друг у вас есть?
