– Вы не виноваты в этом. И ведь можно сделать вторую попытку.
– Ты знаешь, сколько мне лет? Тридцать шесть. Через пару месяцев будет тридцать семь. Я никогда не буду много зарабатывать. Я сельский врач и не очень-то хочу быть кем-то другим. Я до конца своих дней буду жить в Тарболе и закончу жизнь так же, как мой отец. Мне не хватает времени для себя самого, а если оно и находится, я отправляюсь на рыбалку. Это слишком серая жизнь, чтобы предлагать женщине разделить ее.
– Она вовсе не серая, – упрямо сказала Флора. – Если вы нужны людям, ваша жизнь не может быть серой.
– Для меня – конечно нет. Это моя работа, моя жизнь.
– Но если женщина полюбит вас, это станет и ее жизнью.
– На словах все просто, – сказал он и неожиданно спросил: – А что ты будешь делать, когда все это закончится? Вся эта история с Армстронгами?
– Я уеду, – сказала она, немного обиженная тем, что он так резко сменил тему.
– Куда?
Флора пожала плечами:
– В Лондон. Делать то, что я пыталась делать, когда встретила Розу. Искать работу. Искать жилье. Почему вы спрашиваете?
– Я только сейчас начал понимать, какую пустоту ты оставишь здесь, в нашей жизни, когда уедешь. Черную дыру. – Хью улыбнулся, смутившись своей сентиментальности. – Нам пора. – Он подошел к двери и распахнул ее. – Прямо сейчас.
Флора увидела длинный коридор, услышала голоса и музыку. Ей стало страшно.
– Вы не бросите меня?
– Энтони будет рядом.
– Вы потанцуете со мной?
– У тебя отбоя не будет от кавалеров.
– Но…
Флора испугалась, что тонкая нить дружбы, которая протянулась между ними, вот так оборвется.
– Мы поужинаем вместе. Хорошо?
– Обещаете?
– Обещаю. А теперь идем.
Позднее воспоминания о празднике в честь Энтони и Розы свелись к беспорядочному набору коротких и совершенно не связанных между собой эпизодов.
Она помнила, как они с Хью спускались по лестнице в холл. Ей казалось, что они – пара ныряльщиков, медленно погружающихся в мир света и звуков. Десятки лиц повернулись, чтобы поприветствовать ее. Стоило повернуть голову, как тут же поджидал кто-то, чтобы представиться, поздравить, иногда поцеловать или пожать руку. Но даже если она и запомнила какие-то имена, было совершенно невозможно соотнести их с лицами.
Многие мужчины были одеты в шотландские национальные костюмы. Ее церемонно представили миссис Клануильям. На голове у той был то ли парик, то ли птичье гнездо, увенчанное диадемой со старинными бриллиантами. Она сидела у камина, положив рядом палку и держа в руке бокал с крепким виски. Она сварливо сообщила, что не очень-то хотела ехать на вечеринку. Какой смысл приезжать на танцы, если не можешь танцевать? Громким голосом, свойственным плохо слышащим людям, она пояснила, что танцевать не может потому, что сломала бедро, упав со стремянки, когда пыталась покрасить потолок в ванной. «В следующем году мне исполнится восемьдесят семь лет», – небрежно добавила она.
Одним из ярких впечатлений был танец «восьмерка» в исполнении четы Кроутер. Громкие возгласы мистера Кроутера звучали так, как будто он выкрикивал счет на спортивной площадке, а миссис Кроутер кружилась, и ее клетчатые юбки поднимались, открывая взглядам башмаки со шнуровкой вокруг лодыжек.
Было много шампанского, а какой-то забавный старичок с лиловым лицом говорил, что Таппи – замечательная женщина и, будь у него хоть немного здравого смысла, он женился бы на ней много лет назад.
Очень смутно запомнился Флоре танец с забавным названием «обдери иву», который она танцевала с Джейсоном. Он вел ее, кружа, вдоль длинного ряда других участников, и казалось, что это комната кружится вокруг Флоры. Непонятно откуда появлялись чьи-то руки и подхватывали ее. Пуговки на манжетах рукавов больно врезались в руки. Ее держали, кружили и возвращали обратно мальчику.
Анна Стоддарт была в этот вечер в удивительно элегантном платье, она сидела на диване рядом с Изабель и выглядела хорошенькой, как никогда.
В какой-то момент Флора отвернулась от бара и, оказавшись лицом к лицу с Брайаном Стоддартом, начала высматривать на его лице следы синяка.
– Что ты на меня уставилась? – недовольно спросил он.
– Анна сказала, что ты наткнулся на дверь.
– Этот доктор Кайл вечно сует свой нос в чужие дела и чуть что – начинает махать кулаками.
– Так, значит, это Хью.
– Не прикидывайся, Роза, ты отлично знаешь, что это был он. А теперь еще будет хвастаться этим. Назойливый тип. – Он мрачно огляделся вокруг. – Я бы пригласил тебя танцевать, но эти прыжки не по мне, а музыканты, похоже, ничего другого играть не умеют.
– Понимаю, – сочувственно сказала Флора. – Тебе скучно. Одни и те же люди, одни и те же разговоры.
Брайан настороженно взглянул на нее:
– Роза, мне показалось или я слышу в твоем голосе нотку сарказма?
– Возможно. Очень слабую.
– Раньше ты была куда большей язвой.
– Ну и что?
– Я не узнаю тебя. Тебя будто подменили.
– Я не та девушка, которую ты знал, Брайан. И никогда ею не была.
– Увы, я и сам начинаю это подозревать. – Он потушил сигарету. – Как ни печально это сознавать, Роза, но я боюсь, что ты действительно изменилась.
– Попробуй измениться и ты.
Он посмотрел на нее прозрачными, как у птицы, глазами.
– Роза, избавь меня от этого.
– Ты когда-нибудь думаешь об Анне?
– Постоянно.
– Тогда возьми шампанское, подойди к ней и скажи, что она прекрасно выглядит.
– Это будет неправдой.
– Это может стать правдой. Все зависит от тебя. К тому же, – снисходительно добавила Флора, – это не будет стоить тебе ни пенни.
Почти весь вечер Энтони был рядом, они танцевали, но поговорить не удавалось. Потом он куда-то исчез, и Флора отправилась на поиски. Она нашла Энтони в столовой; он стоял у буфетного стола и накладывал на тарелку ломтики копченого лосося и картофельный салат.
– Для кого это?
– Для Анны Стоддарт. Она собирается уехать, а Изабель настаивает, чтобы она что-нибудь съела.
– Я хочу поговорить с тобой.
– Я тоже хочу поговорить, но никак не получается.
– Может, сейчас? Только вот где…
– Знаешь старую буфетную, где миссис Уотти и Изабель чистят серебро?
– Да.
– Хорошо, возьми шампанского, пару бокалов и иди туда. Сделай вид, что спешишь на кухню. Я найду тебя там.
– Нас не хватятся?
