– Всю ночь не спали! – причитала Лили.
– Боже ты мой, – пробормотала Фиби.
Лили посвятила ее в подробности. На лице Фиби отразился ужас.
– Боже ты мой!
После разговора она сказала, что Лили не должна покидать своего захворавшего мужа, пока его не осмотрит врач. Она повесила трубку. Лили сегодня к нам не приедет.
Мы наспех поменяли планы. Я останусь в Холли-коттедже, чтобы закончить дела по дому и приготовить обед, а мистер Томас в своем верном такси отвезет Фиби и Шарлотту в Пензанс.
Шарлотта чуть огорчилась из-за такого поворота событий.
– Я думала, что мы пообедаем в кафе.
– Без Прю там не будет весело, – напомнила ей Фиби. – Мы сходим в другой день, когда мне придется увидеться с банковским менеджером или сделать прическу.
Через десять минут после звонка явился мистер Томас в своей шоферской фуражке, на колеса его машины налип засохший навоз. Фиби и Шарлотта забрались внутрь, и я помахала им рукой, затем вернулась в дом, чтобы заняться утренними делами.
Домашние заботы были не слишком тягостными. Лили так тщательно убирала там каждый день, что мне пришлось лишь заправить постели, помыть ванну и вынести из камина в гостиной уголь. В остальном все выглядело более-менее ухоженным. Я пошла в кухню и выпила чашку кофе, после чего начала чистить картофель. День был серый, спокойный, в воздухе висел запах дождя. Я обула резиновые сапоги и вышла в огород за цветной капустой. Как только вернулась в дом, то услышала шум приближающейся машины. Взглянула на часы: с отъезда Фиби и Шарлотты прошел лишь час. Не может быть, чтобы их экспедиция по магазинам так быстро закончилась.
Машина проехала по железнодорожному мосту, и я поняла, что она направляется в Холли-коттедж, поскольку наш дом стоял последним на улице, а дальше был тупик – запертые на висячий замок железные ворота старой верфи.
Я заторопилась внутрь. В кухне положила нож и цветную капусту на сушилку, а затем, все еще в переднике Лили и резиновых сапогах, прошла по коридору к парадной двери.
На гравийной площадке стояла незнакомая машина. «Альфа-ромео», длинный и глянцевый, темно-зеленого цвета, со следами грязи от долгой езды. Дверца водителя была открыта, и за рулем сидел Дэниел, глядя на меня.
В это туманное утро царила тишина. Затем издалека я услышала крики чаек, летающих над пустынными песками залива. Дэниел медленно вышел из машины и осторожно выпрямился, прогибая спину и кладя руку на затылок, чтобы размять шею. Он, как всегда, странно подобрал гардероб, на его лице я заметила щетину. Дэниел закрыл за собой дверцу, и та с отчетливым грохотом захлопнулась. Потом позвал меня.
Это доказывало реальность ситуации. Он был сейчас не в Лондоне. Не в Нью-Йорке. Не в Сан-Франциско. Дэниел был здесь. Дома. Он вернулся.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– А ты как думаешь, что я делаю?
– Чья это машина?
– Моя.
Дэниел осторожным шагом направился ко мне.
– Но ты ведь ненавидишь машины.
– Знаю, но все равно она моя. Я купил ее вчера.
Он остановился рядом и положил руки мне на плечи, потом нагнулся и поцеловал в щеку, царапая мою кожу своей щетиной. Я подняла голову. Лицо Дэниела было лишено красок, серое от усталости, а вот в глазах блестел озорной огонек.
– Ты в фартуке Лили.
– Лили дома. Эрнест заболел. Ты не побрился.
– Не было времени. Я уехал из Лондона в три часа ночи. Где Фиби?
– Они с Шарлоттой отправились за покупками.
– Ты не пригласишь меня зайти?
– Да… да, конечно. Извини. Просто я совсем не ожидала тебя здесь увидеть. Заходи. Сделаю тебе кофе или, если ты голоден, яичницу с беконом.
– Достаточно кофе.
Мы зашли в дом. После сырости снаружи там было очень тепло. Я двинулась по коридору, услышала, как Дэниел закрыл входную дверь. В кухне увидела цветную капусту и нож возле раковины, где я их и оставила, и на секунду, совершенно сбитая с толку, задумалась, что я собиралась со всем этим делать.
Налила воды в электрический чайник и включила его. Повернувшись, увидела, как Дэниел выдвинул стул, усаживаясь во главе длинного потертого стола из сосны. Он облокотился о столешницу и потер глаза ладонью, словно хотел тем самым избавиться от усталости.
– Вряд ли я когда-либо ездил так далеко и так быстро, – признался он.
Дэниел убрал руку от лица и посмотрел на меня. Я уже и забыла, какие темные у него глаза, зрачки черные и круглые, как маслины. Он все еще выглядел уставшим, но на его лице появилось непонятное выражение. Кажется, он был чему-то рад.
– И что заставило тебя купить машину? – спросила я.
– Я хотел вернуться ко всем вам, а это казалось самым быстрым способом.
– Ты уже понял, как включается печка?
Шутка была не самая смешная, но она помогла снять напряжение.
– Пока нет, – улыбнулся Дэниел. – Как я и сказал тебе, эта машина у меня всего день. – Он скрестил руки на столешнице. – Фиби все мне открыла, видишь ли. Про Аннабель, и Лесли Коллиса, и миссис Толливер.
– Да. Знаю.
– И про Шарлотту.
– Да.
– Шарлотта огорчилась из-за пикника?
– Да.
– Прю, я не мог остаться. Мне нужно было уехать. Побыть одному. Понимаешь?
– Куда ты ездил?
– Я вернулся в Порткеррис. Шел туда пешком, по дюнам вдоль утесов. Когда добрался до отеля «Касл», то упаковал чемодан, толком не понимая, что буду делать дальше. Когда все было готово, позвонил Льюису Фалькону. Мне следовало связаться с ним, как только я приехал сюда, но меня отвлекало то одно, то другое. Он оказался отличным человеком. Я представился. А он ответил, что ему рассказал обо мне Питер Чэстал, и спросил, почему я не приехал в Лондон увидеться с ним. Я хотел так сделать, но мне нужно было где-то остановиться на пару дней. Он обещал разобраться с этим. Я выписался из отеля и сел на такси до Лэниона. Он правда замечательный человек. Сразу же располагает к себе, совершенно нелюбопытный. С ним я мог отвлечься, словно опустилась непроницаемая завеса между мной и всем, что сказала мне Фиби. Возможно, это та самая седьмая вуаль, о которой говорят психоаналитики. Он показал мне свою студию, мы посмотрели его картины и рассуждали о живописи так, словно больше ничего, кроме этого, не существовало.
И так продолжалось несколько дней, а потом я понял, что должен вернуться в Лондон. Он отвез меня до станции, и я сел на утренний поезд.
По возвращении в Лондон я отправился в галерею увидеться с Питером. Я все еще пребывал в этом невероятном состоянии… словно ушел от реальности. Завеса еще была опущена, и я знал, что за ней меня ждут Аннабель и Шарлотта, но на какое-то время они перестали существовать, и мне ничего не оставалось, как вернуться к привычному образу жизни, притвориться, будто все идет по-прежнему. Питеру я, разумеется, о них не рассказал. Выставка все еще идет, в галерее полно посетителей. Мы сидели в его офисе, ели сэндвичи, пили пиво и смотрели на них сквозь стеклянную дверь, как на золотых рыбок в аквариуме. Все они разглядывали мои картины, но я никак не мог соотнести себя с этими полотнами или же со зрителями. Казалось, все это не имеет ко мне отношения.
