– Но, Фиби, это слишком щедрое предложение! – воскликнула миссис Толливер.
– Я обожаю Шарлотту. Мы очень хорошо ладим.
– Знаю. Как знаю и то, что она привязалась к тебе. Но… ох, не сочти меня неблагодарной… просто всем это покажется странным. Она уедет от своей бабки и станет жить у тебя… Что подумают люди? Что они скажут? Деревушка у нас небольшая, ты сама знаешь, как любят поболтать Лили Тонкинс и Бетти Карноу.
– Да, они будут болтать. Люди всегда все обсуждают. Но лучше так, чем допустить страдания девочки, – возразила Фиби, опуская на стол кофейную чашку. – Мы обе умеем воспринимать критику, и… – она усмехнулась, – давайте признаемся, мы вполне сможем вытерпеть сплетни. Так что вы скажете?
Миссис Толливер с явным облегчением уступила:
– Не скрою, что мне станет намного проще.
– Вы собираетесь связаться со своим зятем?
– Да. Я предупредила его, что позвоню вечером. Вчера мы позволили себе лишнего. Наверное, он слишком много выпил. Не могу его винить, но мы оба вели себя неразумно.
– Тогда вы можете сообщить ему, что Шарлотта погостит некоторое время в Холли-коттедже. А также передайте ему, что в пансион она не вернется. Полагаю, мы устроим ее в местную школу. Обсудите это с ним.
– Да, я так и поступлю.
– Тогда решено, – сказала Фиби и поднялась. – Утром Шарлотта собиралась приехать в Холли-коттедж. Прю везет девочку на пикник. Соберите ее вещи. Но не говорите ей ничего про мать.
– Но мне придется все объяснить ей.
– Вы слишком близкая ее родственница, тем более втянуты в эту ситуацию. Я сама ей скажу.
На секунду мне показалось, что миссис Толливер возразит. Но она вздохнула, посмотрела на Фиби и сдалась:
– Хорошо.
– Будет проще, если ей скажу я. Для всех нас.
С той же скоростью улитки мы поплелись домой. По подъездной дороге Уайт-лоджа, через ворота, мимо дубовой аллеи. У церкви свернули, дорога пошла вниз. Нам открылось продолговатое голубое озеро – ослепительные на солнце воды залива.
– Прю, остановись ненадолго.
Я сделала, как велела Фиби. Съехала на обочину и заглушила мотор. Некоторое время мы просто сидели в машине, не хуже двух странствующих путешественниц, глядя на пейзаж так, будто никогда не видели его раньше. На дальнем берегу нежились в утренней дреме невысокие холмы, чередуясь с небольшими полями. Красный трактор, похожий издали на игрушечный, бороздил поле под крики белых чаек.
На подветренной стороне берега, в конце дороги, отдыхал на солнышке Холли-коттедж. На вершине же холма морской бриз не утихал. Ветер клонил к земле бледно-зеленую траву в кюветах, срывал первые листья с макушек деревьев, росших в древнем саду при церкви.
– Здесь так спокойно, – проговорила Фиби, словно произнося мысли вслух. – Легко представить, что мы на краю света, где можно найти гармонию. Когда мы с Чипсом впервые приехали сюда, у меня возникло такое же ощущение. Казалось, я убежала от мирской суеты. Но разве можно убежать от реальности? Жестокость, равнодушие, эгоизм – повсюду вокруг нас.
– Это свойственно людям, – заметила я.
– Они все разрушают. – Фиби задумалась, а через секунду сказала переменившимся голосом: – Ах, бедная женщина…
– Миссис Толливер… да. Мне ее даже жаль. Но я не понимаю, почему она решила довериться тебе.
– Ох, дорогая. Это же очевидно. Она знает, что я старая грешница, и не забыла, как счастливо мы с Чипсом жили вне брачных уз. Со мной она могла обсудить то, что не доверила бы своим подругам. Жена полковника Дэнби или же вдова банковского менеджера из Порткерриса – обе пришли бы в ужас. Она не хочет упасть в их глазах.
– Согласна. Ты была великолепна. Ты, конечно, всегда великолепна, а сегодня утром была еще лучше.
– Да брось ты.
– Я лишь надеюсь, что ты не взвалила на себя непосильную ношу. Допустим, Лесли Коллис и впрямь решит полностью отказаться от Шарлотты и она останется у тебя на неопределенный срок.
– Я буду не против.
– Но, Фиби…
Я не могла напомнить столь близкому мне человеку, что она уже слишком стара для подобного.
– Считаешь, я стара? – спросила меня Фиби.
– Среди всего прочего. У тебя тоже своя жизнь, как и у миссис Толливер. Почему именно ты должна пожертвовать собой? И давай признаемся, мы все стареем. Даже я…
– Мне шестьдесят три. Через десять лет мне будет всего семьдесят три. По сравнению с Пикассо или Артуром Рубенштейном я буду молоденькой девушкой.
– При чем тут они?
– К тому времени Шарлотте исполнится двадцать и она сможет о себе позаботиться. Не вижу особых проблем.
Лобовое стекло «фольксвагена» запотело. Я нашла в машине тряпку и принялась протирать его.
– Когда я уходила в кухню, упоминала ли миссис Толливер Дэниела? – спросила я.
– Нет.
– Ты ничего не сказала?
– Боже упаси.
Я обнаружила, что размазала по стеклу грязь, и убрала тряпку.
– Утром он приедет, чтобы отправиться с нами на пикник. Я предложила забрать его на машине, но он заявил, что доберется сам.
– Какая разница?
– Ты расскажешь обо всем Дэниелу? – спросила я, посмотрев на Фиби.
– Конечно. Я все ему сообщу. Две головы хорошо, а три лучше. Я устала от тайн. Возможно, без секретов ничего бы этого не произошло.
– Вряд ли.
– Может, и так. Но давайте будем искренними друг с другом. Тогда мы поймем, что к чему. Дэниел имеет право знать.
– И что он сделает, как ты думаешь?
– Сделает? – недоуменно посмотрела на меня Фиби. – Почему он должен что-то сделать?
– Он же отец Шарлотты!
– Ее отец Лесли Коллис.
То же самое я сказала Дэниелу, когда мы сидели у искусственного камина: я пыталась быть разумной и прагматичной, как-то приободрить его. Но очевидно, события принимали иной оборот.
– Может, он и не виноват, но это еще не значит, что он не будет винить себя, – возразила я.
– И что же, по-твоему, он предпримет?
– Не знаю.
– В таком случае я тебе скажу. Ничего. Он ничего не может в этой ситуации. Даже если бы мог, то не стал бы.
– С чего ты взяла?
– Потому что я знаю Дэниела.
– И я его знаю.
– Хорошо, если так.
– О чем ты?
– Ни о чем, – вздохнула Фиби. – Но боюсь, ты в него влюбилась.
Она, как всегда, говорила снисходительным тоном, будто о чем-то не слишком важном. И этим она застала меня врасплох.
