– Она хорошая девочка.
– Знаю. Но от этого почему-то еще грустнее.
Наконец я накрыла на стол, Лили напекла блинов, закипел чайник, но с улицы никто еще не вернулся.
– Ох уж этот Дэниел, – вздохнула Лили. – Такой же неисправимый, как и эти двое. Наверняка позабыл, зачем пошел, и уселся вместе с ними рисовать собственный портрет…
– Придется мне сходить за ними.
Я надела старый плащ Фиби, кошмарную зюйдвестку, которая раньше принадлежала Чипсу, и вышла через садовую дверь. Дождь усилился, стало очень сыро, но, как только я пересекла газон, у ворот появились Дэниел и Фиби. Дэниел тащил стулья для пикника, а другой рукой держал зонт над головой Фиби. Тетя, если не считать шляпы, оделась так, будто шла на прогулку солнечным деньком. Кардиган, застегнутый поверх загипсованной руки, промок насквозь, на ботинках и чулках виднелись пятна грязи. Здоровой рукой она несла свою потрепанную холщовую сумку с принадлежностями для рисования. Когда Дэниел открыл ворота, Фиби подняла голову и увидела меня.
– Привет! А вот и мы, куча промокших крыс!
– Мы с Лили уж и не знали, что с вами всеми случилось.
– Шарлотта не закончила рисунок, а ей очень хотелось.
– А где она?
– Идет, где-то там, – беззаботно бросила Фиби.
Я взглянула мимо нее, на склон, и увидела Шарлотту. Она стояла спиной ко мне, уставившись на влажные ежевичные кусты.
– Схожу-ка я лучше за ней, – возмущенно заявила я и пошла вниз по скользкому склону. – Шарлотта! Идем!
Она повернулась и заметила меня. Ее волосы прилипли к голове, а линзы очков запотели.
– Что ты там делаешь?
– Ищу ежевику. Подумала, вдруг тут есть немного.
– Сейчас нужно не ежевику искать, а зайти в дом и выпить чаю. Лили напекла блинов.
Девочка нехотя двинулась к дому.
– Хорошо.
Даже аппетитные горячие блины не разожгли ее энтузиазма. Хотя я понимала ее: девочке не хотелось, чтобы заканчивался этот день, проведенный в замечательной компании Фиби. Я вспомнила себя в возрасте Шарлотты, как плелась домой после прогулок с тетей – мы бродили по пляжу, собирали примулу или путешествовали на небольшом поезде до Порткерриса. Всегда было сложно вернуться к повседневной жизни и рутинным делам, таким как обед.
Я протянула девочке руку:
– Давай помогу тебе подняться.
Шарлотта достала руку из кармана плаща и протянула мне маленькую худенькую ладошку, холодную и мокрую от дождя.
– Тебя нужно вытереть полотенцем и напоить чаем. – Мы вместе пошли вверх по склону. – Ты хорошо провела время с Фиби?
– Да. Мы рисовали.
– Полагаю, вы даже не заметили дождя.
– Совсем не заметили. Правда, моя бумага слегка намокла, но потом пришел этот мужчина и спрятал ее под зонтом, чтобы я смогла закончить рисунок.
– Его зовут Дэниел.
– Знаю. Фиби рассказывала мне о нем. Он раньше жил у них с Чипсом.
– Теперь он известный художник.
– И это я тоже знаю. Он сказал, что у меня вышла хорошая картина.
– И что ты рисовала?
– Я пыталась нарисовать чаек, но они постоянно улетали, поэтому я включила воображение.
– Что ж, изобретательно.
– Он сказал, что получилось очень хорошо.
– Надеюсь, ты не забыла свой рисунок?
– Нет. Фиби положила его в сумку.
Дальше мы поднимались по склону молча. Наконец добрались до ворот. Я открыла их, пропуская Шарлотту.
– Я все думала, как там у тебя дела, – сказала я. – Хотела позвонить и пригласить на чай, но была очень… – Я замешкалась, подбирая правильное слово. «Занята» казалось не слишком верным.
– Там не очень-то весело, – ответила Шарлотта с бескомпромиссной честностью, присущей детям.
Я изобразила на лице удивление.
– Что ж, может, завтра займемся чем-нибудь вместе? – Я закрыла калитку. – Прокатимся на машине, если Фиби она не понадобится.
Шарлотта обдумала мое предложение.
– А Дэниел тоже захочет с нами поехать?
Как только мы оказались в кухне, Лили с ворчанием и в то же время с легким смехом накинулась на Шарлотту, расстегивая ее промокшую куртку и опускаясь на колени, чтобы расстегнуть ее сандалии.
– Не знаю, как некоторые люди могут быть столь беззаботными. Мисс Шеклтон… она промокла до ниточки. Я велела ей пойти наверх и переодеться во все сухое, а она лишь рассмеялась. Вот заработает себе воспаление легких, тогда узнает! Вы не заметили, что пошел дождь?
– Как-то не заметили, – подтвердила Шарлотта.
Лили достала сухое полотенце, сняла с Шарлотты очки, осторожно протерла линзы, а затем аккуратно вернула на место, нацепив на маленький носик. Тем же полотенцем она принялась вытирать Шарлотте волосы, терла ее, как мокрого щенка, не забывая при этом ворчать. Я оставила их, а сама сняла плащ и шляпу и повесила на батарее в коридоре.
Дверь в гостиную Фиби была открыта. В камине полыхал огонь, пламя отражалось в медной решетке и во всех начищенных крохотных вещицах, которые стояли на каминной полке, – в медном кувшине, серебряной рамке с фотографией, глянцевой чаше. Перед камином, облокотившись о полку и поставив ногу на решетку, стоял Дэниел. Профиль его хмурого лица отражался в зеркале, висевшем над камином, а в руке он держал лист бумаги, который внимательно разглядывал.
Я вошла в комнату, Дэниел оглянулся на меня.
– Привела Шарлотту. Лили ее вытирает. Девчушка искала ежевику. – Я встала рядом с ним, протягивая озябшие руки к огню. – Что вы разглядываете?
– Рисунок Шарлотты. Он очень хорош.
Дэниел передал мне лист и, отойдя от камина, устроился, развалившись, в огромном и глубоком старом кресле Чипса. Выглядел он уставшим – опустил голову и вытянул длинные ноги. Я посмотрела на рисунок Шарлотты и тут же поняла, о чем говорил Дэниел. Конечно, рисунок был детским, но аккуратным и оригинальным. Она использовала фломастеры, и яркие основные цвета напомнили мне о великолепных красках в тюбиках Фиби. Я увидела красную лодку, плывущую по темно-синему морю, с изогнутым, натянутым ветром парусом. На корме стояла крошечная фигурка в морской фуражке, а на палубе сидел большой усатый кот.
Я улыбнулась:
– Замечательный кот.
– Весь рисунок великолепен.
– От картинки веет жизнерадостностью. Удивительно, ведь Шарлотта не слишком жизнерадостный ребенок.
– Знаю, – согласился Дэниел. – Это обнадеживает.
Я поставила рисунок на каминную полку, возле часов Фиби.
– Я пообещала свозить ее куда-нибудь. С бабушкой ей не слишком весело. Я думала, мы покатаемся на машине.