Раковина в кухне Фиби находилась под окошком, что позволяло мыть посуду и в то же время наслаждаться прекрасным видом. Правда, сейчас пейзаж заслоняла пелена дождя. Облака висели низко, а на влажных, опустевших песках залива отражалась их свинцовая темнота. Приливы, отливы… Они отсчитывали время ровно так же, как стрелки часов отсчитывали минуты жизни.
Нахлынуло философское настроение, некая умиротворенность. А следом – необъяснимое счастье. Оно застало меня врасплох, как бывало в детстве с чем-то случайным и невероятно радостным. Я осмотрелась по сторонам, будто пытаясь найти источник этой непонятной эйфории. Все на знакомой мне кухне я видела обостренным зрением, каждый самый скромный предмет вдруг становился прекрасным. Зернистая поверхность потертого стола, пестрые посудные сервизы в буфете, корзина овощей, симметрия чашек и кастрюль.
Я подумала о Фиби и Дэниеле, рывшихся в пыльной студии Чипса. Хорошо, что я не пошла с ними. Мне понравился Дэниел. Его красивые руки, веселый голос и быстрая речь, темные глаза. Но было в нем нечто волнующее, а сейчас я не хотела волноваться.
«Вы не только невероятно красивы, но еще и талантливы», – сказал он.
Я не привыкла к комплиментам. Мои длинные прямые волосы были слишком блеклыми, рот слишком большим, нос вздернутым. Даже Найджел Гордон, который – если верить моей матери – безумно влюбился в меня, еще ни разу не сказал, что я красивая. Ошеломительная или чувственная, возможно, но не красивая. Женат ли Дэниел, подумала я и тут же посмеялась над собой, поскольку полет моей мысли был предельно очевидным и именно это бы спросила мама. Моя самоирония разрушила очарование прекрасного момента, и кухня Фиби вновь обрела обыденные очертания – всего лишь опрятное помещение, прибранное Лили Тонкинс, перед тем как она покрыла голову платком и поехала на велосипеде домой, чтобы сделать чай мужу.
После чая Дэниел приподнял манжет рубашки, взглянул на часы и сказал, что ему пора идти.
– Жаль, что ты остановился не здесь. Почему бы тебе не переехать? Забирай свои вещи и приезжай сюда, – предложила Фиби.
Но он отказался:
– Лили Тонкинс и так хватает забот с вами обеими.
– Но мы еще увидимся? Ты ведь погостишь?
Дэниел поднялся.
– День или два, – туманно сказал он. – И я еще приеду повидаться с вами.
– А как ты доберешься до Порткерриса?
– Возможно, здесь ходит автобус…
– Я довезу вас на машине Фиби, – вызвалась я. – До автобусной остановки целая миля, на улице дождь. Вы промокнете.
– Вам не доставит это неудобств?
– Конечно нет.
Итак, он попрощался с Фиби, мы вышли на улицу и сели в ее старенькую машину. Я осторожно выехала из гаража, и мы помчались прочь от Холли-коттеджа, оставляя позади освещенный силуэт Фиби, – она махала на прощание здоровой рукой и желала нам безопасного пути, будто мы отправлялись в некое ралли.
Мы взлетели вверх по склону, рассекая завесу дождя, пронеслись мимо гольф-клуба и выехали на главную дорогу.
– Вы так хорошо водите! – с восхищением сказал Дэниел.
– Наверняка вы тоже умеете водить. Все умеют.
– Да, я умею водить, но просто ненавижу это занятие. Я полный дурак, когда дело доходит до чего-то механического.
– У вас никогда не было машины?
– Пришлось купить ее в Америке. Там у всех есть личный автомобиль. Но я не чувствовал себя в нем уверенно. Приобрел подержанное авто. Машина была большая, длинная, как автобус, с радиатором, похожим на гармонику, и огромными фаллическими фарами и выхлопными трубами. А еще автоматическая коробка передач, электрические стеклоподъемники и какой-то супердвигатель с наддувом. Этот монстр меня пугал. Спустя три года я все-таки продал его, но к тому времени только-только научился пользоваться печкой.
Я расхохоталась. Мне тут же вспомнились слова Фиби о том, что мой будущий избранник должен уметь меня рассмешить. Найджел никогда этого не умел. Он прекрасно управлялся с машинами и проводил много свободного времени либо под крышей своего «эм-джи», или же под капотом – тогда торчали одни ноги, а разговор сводился к тому, чтобы подать ему гаечный ключ побольше.
– Невозможно быть талантливым во всем, – успокоила я Дэниела. – Вы успешный художник, не быть же вам еще и успешным механиком.
– Этим так удивительна Фиби. Она восхитительно рисует. Могла бы заработать себе громкое имя, если бы не пожертвовала своим талантом ради создания уютного дома с Чипсом… и ради всех студентов-самоучек, подобных мне, которые жили и работали с ними и столь многому научились. Холли-коттедж стал своеобразным приютом для многих юных художников, которые только начинали свой нелегкий путь. Там всегда восхитительно кормили, царили порядок, чистота и тепло. Такое чувство безопасности и уюта трудно забыть. Оно создает для тебя стандарт хорошей жизни – «хорошей» в истинном значении слова.
Невероятно, но едва знакомый человек озвучил то, что я всегда испытывала рядом с Фиби.
– Мы с вами похожи. В детстве я плакала лишь тогда, когда приходилось расставаться с Фиби, садиться в поезд и ехать в Лондон. Но по возвращении домой, к матери, в свою комнату со всеми моими вещами, все снова казалось нормальным. А на следующий день я вновь была счастлива и увлечена жизнью, обзванивала друзей, прилипнув к телефонной трубке.
– Слезы возможны от неопределенности при соприкосновении двух миров. Ничто не делает тебя более несчастным.
Я обдумала эти слова. Что ж, разумно.
– Наверное, все так, – ответила я.
– На самом деле не могу представить вас в детстве иначе как счастливой.
– Да, я была счастлива. Мои родители развелись, но они проявили себя как умные, интеллигентные люди. Тем более я была совсем маленькой, поэтому на моей душе не осталось шрама.
– Вам повезло.
– Да. Я всегда чувствовала себя любимой и желанной. Что еще можно хотеть в детстве?
Дорога пошла под уклон, поворачивая к Порткеррису. Далеко внизу, среди пелены дождя, мигали огни гавани. Мы приблизились к воротам отеля «Касл», заехали на территорию и по извивающейся дорожке, обрамленной дубами, подкатили к самому зданию. Минуя открытое пространство с теннисными кортами и лужайками для гольфа, мы остановились на широкой, засыпанной гравием площадке перед отелем. Из окон и стеклянной двери-вертушки шел свет. Я припарковалась между «порше» и «ягуаром» и выключила двигатель.
– Чувствую себя здесь не в своей тарелке. Мои знакомые не столь богатые люди, чтобы привозить меня в подобное место.
– Пойдемте, я куплю вам что-нибудь выпить.
– Я неподходяще одета.
– Как и я. – Дэниел открыл дверцу. – Смелее.
Мы вышли из машины, пыльной и потрепанной среди своих аристократических соседей. Дэниел повел меня к двери-вертушке. Внутри отеля оказалось невероятно тепло, повсюду – толстые ковры и дорогие ароматы. Мы как раз застали спокойный час между чаем и коктейлями, поэтому людей было немного – только мужчина в одежде для гольфа, читающий «Файнэншл таймс» и пожилая пара перед телевизором.
