– Она принадлежала мне. Чипс сделал ее для меня.
– Я не знала Чипса. Он давно умер.
– А вот я не знакома с твоей матерью, – сообщила я.
– Но мы приезжаем к бабушке почти каждое лето.
– А я на Пасху или иногда на Рождество, поэтому наши пути не пересекались. Я даже не знаю, как ее зовут.
– Аннабель. Она была Аннабель Толливер. Но теперь ее зовут миссис Коллис.
– А у тебя есть братья или сестры?
– Только брат. Майкл. Ему пятнадцать. Он в Веллингтоне.
– А в Веллингтоне, случайно, не взорвался котел?
Я пыталась придать беседе легкий характер, но Шарлотта даже не улыбнулась.
– Нет, – сказала она.
Изучая меню, я думала о миссис Толливер. В памяти возник образ стройной, элегантной, довольно высокомерной дамы, всегда безупречно одетой. Ее седые волосы были аккуратно уложены, плиссированные юбки отутюжены, а туфли с длинными узкими носами начищены до блеска, напоминая гладкие каштаны. Я подумала об Уайт-лодже, куда направлялась Шарлотта. Чем же мог заняться ребенок в таких идеальных садах и тихом доме, где всегда царил порядок?
Я взглянула на девочку: она тоже хмурилась, решая, что взять на обед. Она напоминала крохотное печальное существо. Вряд ли можно радоваться, когда тебя отправляют домой из-за неполадок с водонагревателем. Нежданных и нежеланных. Тем более когда твоя мать за границей и некому о тебе позаботиться. Что же тут хорошего, если тебя посадили одну в поезд и отправили на другой конец страны к бабушке? Мне даже захотелось, чтобы миссис Толливер вдруг оказалась кругленькой, уютной бабулей, от которой веет теплом и которая обожает вязать куклам одежду и раскладывать пасьянс.
Шарлотта подняла взгляд и увидела, что я наблюдаю за ней.
– Не знаю, что мне выбрать, – обреченно призналась она.
– Еще несколько минут назад ты говорила, что голодна, – ответила я. – Почему бы не взять всего понемногу?
– Хорошо. – Она решила выбрать овощной суп, ростбиф и мороженое. – Как вы думаете, – встревоженно спросила Шарлотта, – останутся ли деньги на кока-колу?
Почему же путешествие в Корнуолл на поезде столь волшебно? Знаю, я не первая, кто попал под эти чары, – когда рельсы пересекают реку Теймар по старому железнодорожному мосту Брюнеля, ты словно въезжаешь в ворота некой чудесной чужеземной страны. Каждый раз я говорю себе, что это ощущение пропадет, но оно остается. Я не могу постичь причину столь странной эйфории. Может, виной тому силуэты домов, окрашенных в розовые тона вечернего солнца. Или дело в аккуратных полях или виадуках, словно парящих в воздухе над заросшими лесом долинами, а может, в первых проблесках моря на горизонте. Или же в проносящихся мимо небольших станциях, названных в честь святых, и в криках носильщиков на платформе Труро…
Мы добрались до пересадочной станции Сент-Аббат без четверти пять. Когда поезд подъехал к платформе, мы с Шарлоттой уже были наготове возле дверей, прихватив чемоданы и букетик приунывших хризантем. Стоило выйти из вагона, как на нас налетел порыв западного ветра, принеся с собой стойкий соленый запах моря. На платформе росли пальмы, скрипя листьями, словно старые сломанные зонты. Носильщик открыл дверь товарного вагона и вытащил оттуда клетку с негодующими курами.
Я знала, что за мной должен приехать мистер Томас. Лишь ему во всем Пенмарроне принадлежало такси, и Фиби сообщила мне по телефону, что наняла его. Когда мы приблизились к мосту, я увидела ожидавшего меня мистера Томаса: он закутался в пальто, совсем как зимой, а на голову надел купленную на развале шляпу, которая прежде принадлежала шоферу какого-то аристократа. Когда Томас не водил такси, он разводил свиней – и для таких занятий у него была другая шляпа, фетровая и весьма раритетная. Фиби, обладавшая раблезианским остроумием, как-то полюбопытствовала, какую же шляпу он надевает, когда ложится в постель с миссис Томас, а моя мать в ответ поджала губы и опустила глаза, отказываясь реагировать на шутку, и Фиби больше об этом не заикалась.
Миссис Толливер нигде не было видно. Волнение Шарлотты передавалось и мне.
– Возможно, твоя бабушка ждет на другой стороне моста.
Поезд, который нигде подолгу не останавливался, тронулся с платформы. Мы внимательно взглянули на противоположную сторону, но увидели лишь тучную женщину с пакетом из магазина. Это была не миссис Толливер.
– Она может сидеть в машине на площади. Вечер холодный, чтобы стоять на улице.
– Надеюсь, бабушка не забыла про меня, – пробормотала Шарлотта.
Но мистер Томас успокоил нас.
– Здравствуйте, дорогуша, – обратился он ко мне, забирая чемодан. – Как поживаете? Рад вас снова видеть. Поездка прошла хорошо? – Он взглянул на Шарлотту. – А это у нас внучка миссис Толливер. Верно. Мне велели доставить вас обеих. Сперва маленькую леди в Уайт-лодж, а затем вас к мисс Шеклтон. Вы путешествовали вместе?
– Да. Мы познакомились в поезде.
– Ваша тетя приехала бы, только не может водить из-за проклятого перелома. Пойдемте, – сказал он и повернулся к Шарлотте. – Давайте мне и ваш чемодан, проще нести два, чем один…
Мистер Томас нагрузился чемоданами и зашагал по деревянным ступенькам, переходя через мост. Мы с Шарлоттой последовали за ним. Когда устроились в такси на потускневших кожаных сиденьях, от которых всегда попахивало свиньями, я сказала:
– Надеюсь, миссис Толливер не сломала руку.
– Нет-нет, у нее все мило. – В Корнуолле «мило» означает хорошо. – Ничего не случилось. Просто какой смысл в двух автомобилях…
Он завел мотор, и такси, дважды фыркнув, покатилось вверх по склону, ведущему к главной дороге.
Я сердито откинулась на сиденье. Может, и впрямь разумно отправить для нас с Шарлоттой одно такси на двоих, но миссис Толливер проявила бы больше гостеприимства, явись она за Шарлоттой лично. Ехать-то всего две мили. Девочка отвернулась от меня, уставившись в окно. Я подозревала, что она снова сдерживает слезы. Кто бы стал ее винить?
– Хорошо придумано: поехать в одном такси, правда? – спросила я как можно веселее, будто одобряла всю эту ситуацию.
– Наверное, – ответила она, не повернувшись.
Но все уже складывалось именно так, а не иначе. В этот ветреный вечер мы мчались под кронами дубов по уходящей вниз дороге. Миновали ворота бывшего дома сквайра, заехали в деревушку. Казалось, здесь ничего не изменилось. И снова вверх, мимо коттеджей и магазинчиков, мимо пожилого мужчины с собачкой, заправки, паба. Свернули на дорогу, ведущую к церкви и морю, к вековечным дубам и ферме с крытыми шифером постройками и, наконец, к распахнутым белым воротам Уайт-лоджа.
Мистер Томас сбавил скорость, отвратительно заскрежетала коробка передач, машина свернула к воротам. Мы оказались на подъездной дороге, под нависшими кронами деревьев. Я увидела выметенные обочины и увядшие клумбы с гортензией. Проехав по дуге, автомобиль остановился на гравийной площадке перед домом – побеленным каменным строением довольно крепкого вида. По стене до окон второго этажа ползла глициния, а к парадному входу вели каменные ступени. Мы все выбрались из такси, а мистер Томас поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Внезапно поднявшийся ветер закрутил под ногами сухую листву. Через некоторое время дверь распахнулась, и на пороге появилась миссис Толливер. Выглядела она точь-в-точь такой, какой я запомнила ее. Гладкие, уложенные в аккуратную прическу седые волосы, тонкая фигура – воплощение изящества. На лице женщины застыла доброжелательная улыбка.
