Мужчина вышел на перрон, остановился возле окна и небрежно махнул рукой. После чего поспешил к своему холеному автомобилю, который увезет его в безопасный деловой мир.
Я мысленно повторяла себе, какой Найджел замечательный и насколько отвратителен этот тип. Неясно, почему столь угрюмый человек провожал такую маленькую девочку. Она сидела рядом со мной тихая, словно мышка. Через некоторое время девочка дотянулась до сумки, расстегнула ее, положила туда купюру в десять фунтов и снова закрыла. Я хотела сказать что-нибудь дружелюбное, но, заметив блеск за стеклами очков, решила оставить ее наедине с собственными мыслями. Через мгновение поезд тронулся.
Я открыла «Таймс», просмотрела заголовки и нерадостные новости, а затем с чувством облегчения перешла к страничке, посвященной искусству. Я нашла то, что искала, – обзор выставки, которая открылась несколько дней назад в галерее Питера Чэстала – всего в паре домов от места, где я работала на Маркуса Бернштейна.
Автором картин был Дэниел Кассенс. Его творчество всегда вызывало у меня интерес, поскольку в двадцатилетнем возрасте он жил целый год в Корнуолле у Фиби и изучал скульптуру у Чипса. Я не встречалась с ним лично, но Фиби и Чипс восторженно отзывались об этом молодом человеке, а когда он уехал, чтобы продолжить свою карьеру в Америке, Фиби страстно следила за его успехами, словно он приходился ей сыном.
Он много путешествовал и провел несколько лет в Америке, потом отправился в Японию, где посвятил себя замысловатой простоте восточного искусства.
Новая его выставка была результатом нескольких лет, проведенных в Японии. Критик с энтузиазмом подчеркивал умиротворенность и педантичность работ Дэниела Кассенса, отмечая выверенные акварельные штрихи и утонченные детали.
«…Это уникальная коллекция, – говорилось в заключении. – Полотна дополняют друг друга, каждое представляет собой грань редкого опыта. Оторвитесь на часок от повседневных дел и посетите галерею Чэстала. Вы вряд ли уйдете разочарованными».
Фиби будет вне себя от счастья. Я свернула газету, посмотрела в окно и увидела, что мы уже миновали окраину и пересекаем пригород. День стоял влажный, по небу перекатывались огромные серые облака, порой меж ними мелькали лазурные лоскутки. Желтеющие деревья сбрасывали первые листья. На полях вспахивали землю тракторы, сады при коттеджах были лиловыми от новобельгийских астр. Поезд несся вперед.
Я вспомнила про свою маленькую спутницу и повернулась к ней. Девочка до сих пор не притронулась к комиксу и не расстегнула пальто, но слезы отступили, и в целом выглядела она более собранной.
– Куда ты едешь? – спросила я.
– В Корнуолл, – ответила девочка.
– И я тоже в Корнуолл. А куда именно?
– В гости к бабушке.
– Наверное, там будет здорово, – сказала я, задумавшись. – Но разве сейчас не учебное время? А как же школа?
– Да, но я учусь в пансионе. Мы вернулись с каникул, а потом взорвался котел, поэтому школу закрыли еще на неделю, пока все не починят, а нас отправили по домам.
– Какой ужас! Надеюсь, никто не пострадал.
– Нет. Но миссис Браунриг, наша директриса, на целый день слегла в постель. Классная дама сказала, что у нее шок.
– Неудивительно.
– И я отправилась домой. Но там нет никого, кроме отца. Мама отдыхает на Майорке. Она улетела под конец каникул. Поэтому мне пришлось поехать к бабушке.
Судя по интонации, идея эта девочку вовсе не прельщала. Мне хотелось как-то приободрить ее, но она взяла в руки комикс и принялась демонстративно листать его. Я улыбнулась, поняв намек, и тоже взялась за чтение. Наш путь проходил в тишине, которую нарушил пришедший из вагона-ресторана официант: он сообщил, что подают обед.
Я отложила книгу.
– Ты хочешь пообедать? – спросила я у девочки, помня о купюре в ее сумке.
Казалось, моя спутница была в растерянности.
– Я… я не знаю, куда идти.
– Я как раз туда иду. Хочешь пойти со мной? Мы можем пообедать вместе.
Девочка благодарно просияла:
– Правда? У меня есть деньги, но я никогда не ездила в поезде одна и не знаю, как себя вести.
– Понимаю твое смущение. Давай-ка поторопимся, пока не заняли все столики!
Мы вместе проследовали по качающимся коридорам, нашли вагон-ресторан и позволили провести нас к столику для двоих. Он был накрыт чистой белой скатертью, в стеклянной вазе стояли цветы.
– Мне немного жарко, – сказала девочка. – Как вы думаете, я могу снять пальто?
– Неплохо было бы.
Она так и сделала, официант подошел помочь ей: свернул пальто и перекинул через спинку сиденья. Мы открыли карты меню.
– Ты голодна? – спросила я.
– Да. Мы позавтракали очень давно.
– Где ты живешь?
– В Саннингдейле. Я приехала в Лондон на отцовской машине. Он ездит так каждое утро.
– Отцовской? Тебя провожал отец?
– Да. – (А он ведь даже не поцеловал дочь на прощание.) – Он работает в Сити. – Наши взгляды встретились, и девочка поспешила отвернуться. – Папа не любит опаздывать.
– Как и многие мужчины, – сказала я, пытаясь немного успокоить ее. – Так ты остановишься у его матери?
– Нет. Бабушка – мама моей мамы.
– А я еду к своей тете, – жизнерадостно ответила я, стараясь поддержать разговор. – Она сломала руку и не может водить машину, поэтому я буду ей помогать. Она живет в самом конце Корнуолла, в деревеньке под названием Пенмаррон.
– Пенмаррон? Я тоже туда еду!
Какое совпадение.
– Потрясающе!
– Я Шарлотта Коллис. Внучка миссис Толливер. Она моя бабушка. Вы знаете миссис Толливер?
– Да, знаю. Не слишком хорошо, но знаю. Моя мама раньше частенько играла с ней в бридж. А мою тетю зовут Фиби Шеклтон.
Лицо девочки засветилось. Впервые за то время, что я видела ее, она казалась обычным радостным ребенком. Глаза за линзами очков округлились, рот приоткрылся от восторга, мелькнули слишком крупные для узкого лица зубы.
– Фиби! Фиби – мой лучший друг. Я хожу к ней на чай каждый раз, когда приезжаю к бабушке. Я и не знала, что она сломала руку. – Девочка всмотрелась в мое лицо. – Вы ведь… Пруденс?
– Да, это я, – с улыбкой подтвердила я. – Откуда ты знаешь?
– Не зря мне показалось знакомым ваше лицо. Я видела вашу фотографию в гостиной Фиби. Я всегда думала, что вы очень милая.
– Спасибо.
– И Фиби рассказывала о вас, когда я приходила к ней. С ней так здорово пить чай, потому что нет ощущения, что ты с кем-то из взрослых. Мне разрешают ходить к ней одной. И мы всегда играем с каруселью, которая раньше была граммофоном.
