– Ты всегда так говоришь. Даже когда переехала в тот отвратительный подвал в Ислингтоне. В Ислингтоне!
– Очень модный район, между прочим.
– А когда ты поступила в ту ужасную школу искусств…
– Зато теперь у меня есть приличная работа. Не будешь же ты это отрицать.
– Тебе пора замуж. Тогда не придется работать.
– Даже замужем я не брошу работу.
– Но, Прю, какое тебя ждет будущее? Я хочу для тебя нормальной жизни.
– Я и считаю свою жизнь нормальной.
Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Затем мать судорожно вздохнула, смертельно обиженная на меня. По крайней мере, наш спор был на некоторое время окончен.
– Я никогда тебя не пойму, – с несчастным видом пробормотала она.
Тогда я подошла и обняла ее:
– Даже не старайся, просто порадуйся за меня. Я пришлю тебе открытку из Корнуолла.
В Пенмаррон я решила ехать не на машине, а на поезде. Утром взяла такси до вокзала Паддингтон, нашла свою платформу и вагон. Я забронировала себе место, но в поезде оказалось довольно свободно: к середине сентября поток туристов пошел на убыль. Я едва поставила багаж и устроилась на сиденье, как в окно постучали. Подняв взгляд, увидела на улице мужчину с портфелем в одной руке и букетиком цветов в другой.
Поразительно, но это был Найджел.
Я встала, вернулась к двери и сошла на платформу. Найджел шел ко мне с виноватой улыбкой на лице.
– Пруденс, я уж думал, не найду тебя.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел тебя проводить. Пожелать хорошего пути. – Он протянул мне букетик желтых махровых хризантем. – Это тебе.
Вопреки всему я оказалась очень тронута. В его поступке читался великодушный жест прощения и знак того, что он понимал причину моего отказа. Я почувствовала себя еще большей злодейкой. Приняв букет, завернутый в шуршащую белую бумагу, уткнулась носом в цветы. Пахли они восхитительно.
Я посмотрела на Найджела и улыбнулась:
– Сейчас десять. Разве ты не должен быть в офисе?
– Нет нужды торопиться. – Найджел покачал головой.
– Я и не думала, что ты занимаешь столь высокий пост в банковской иерархии.
Найджел широко улыбнулся:
– Не такой уж и высокий. Но я могу не приходить строго ко времени, тем более что предупредил о задержке.
У него было лицо серьезного взрослого человека, светлые волосы на макушке уже немного редели, но когда он широко улыбался, то выглядел совсем мальчишкой. Я засомневалась, стоит ли мне бросать этого представительного мужчину ради своей непредсказуемой тетки Фиби. Может, мама права?
– Прости, что подвела тебя. Вчера я написала твоей матери.
– Возможно, в следующий раз… – галантно сказал Найджел. – В любом случае не пропадай. Дай мне знать, когда вернешься в Лондон.
Я не сомневалась, что, если попрошу, он будет ждать меня. Встретит на вокзале, довезет до Ислингтона, возобновит наши отношения с того места, где мы остановились.
– Хорошо.
– Надеюсь, твоя тетушка скоро поправится.
– Она всего лишь сломала руку, это не болезнь.
Последовала неловкая пауза.
– Что ж, – произнес Найджел и потянулся поцеловать меня в щеку. Он едва чмокнул меня, даже не поцеловал. – До свидания, хорошего тебе пути!
– Спасибо, что приехал. И за цветы спасибо.
Найджел отступил, невнятно махнул рукой в качестве прощания и ушел. Я смотрела ему вслед, наблюдая, как он проходит мимо суетящихся носильщиков, тележек, семейств с чемоданами. У ворот Найджел в последний раз обернулся. Мы помахали друг другу. Затем он исчез. Я вернулась в поезд, положила цветы на полку и снова села. Лучше бы он не приходил.
В моем характере было больше от Шеклтонов, но иногда на поверхность всплывали иные мысли и эмоции, которые, скорее всего, достались мне от матери. Нынешний момент это подтверждал. Наверное, я сошла с ума, раз не хочу быть с Найджелом, не хочу встречаться с ним, тем более связать свою судьбу. Обычно я взбрыкивала как лошадь при одной мысли о замужестве, но, сидя сейчас в поезде и глядя на вокзал Паддингтон, вдруг уцепилась за эту идею. Столь надежный мужчина, как Найджел, подарит мне чувство безопасности. Я представила, как живу в его респектабельном лондонском доме, отправляюсь на каникулы в Шотландию, работаю, только если того захочу, а не потому, что нуждаюсь в деньгах. Я подумала о детях…
– Простите, здесь не занято? – услышала я чей-то голос.
– Что?
Я подняла взгляд на появившегося в проходе мужчину. В руке он держал небольшой чемодан, а рядом стояла тощая девочка лет десяти, темноволосая, в круглых очках, делавших ее похожей на сову.
– Нет, не занято.
– Хорошо, – ответил мужчина, поднимая чемодан на полку.
Казалось, он не настроен на обмен любезностями, а некоторая нетерпеливость в движениях предостерегла меня от замечания касательно моих хризантем. Мужчина своим темно-синим костюмом в тонкую белую полоску напоминал Найджела – наверняка тоже работал в каком-нибудь офисе в Сити. Однако костюм сидел на незнакомце не слишком хорошо, будто стал ему тесен (я тут же представила себе помпезные официальные обеды), а когда он поднял чемодан, я рассмотрела дорогую рубашку, пуговицы которой еле держались на животе. Мужчина был темноволосым, наверное некогда даже симпатичным, но сейчас его подбородок отяжелел, цвет лица стал неровным, а длинные седеющие волосы компенсировали лысеющую макушку.
– Садись сюда, – велел он девочке.
Та осторожно опустилась на самый край сиденья. В руках она держала комикс, на плече висела красная кожаная сумка. Девочка была очень бледной, с короткими волосами, подчеркивающими длинную тонкую шею, и вид у нее был весьма несчастный. Я тут же вспомнила мальчиков, за которыми наблюдала на вокзале, – наряженные в строгие новенькие формы, они сглатывали слезы, а их тучные папаши разглагольствовали, как сильно им понравится в пансионе.
– Билет у тебя с собой?
Девочка кивнула.
– Бабушка встретит тебя на пересадочной станции.
Снова кивок.
– Что ж… – Мужчина провел рукой по волосам. Ему не терпелось поскорее уйти. – Тогда все. С тобой все будет в порядке.
Она вновь кивнула. Они взглянули друг на друга без улыбки. Мужчина собрался уходить, но тут что-то вспомнил.
– Вот… – Он полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник из крокодиловой кожи и купюру в десять фунтов. – Тебе нужно будет поесть. Когда проголодаешься, сходи в вагон-ресторан и пообедай.
Девочка взяла банкноту и села, глядя на нее.
– Ну пока.
– Пока.
