– Я имею в виду пятницу. То есть, строго говоря, сегодня.
– Как – сегодня?!
Роза повернулась к сестре:
– Значит, обидишься.
– Не говори глупостей. Просто я не ожидала… что ты серьезно собираешься в Грецию. Думала, это так, разговоры.
– У меня уже забронирован билет на самолет, но я сомневалась, надо ли мне лететь туда. А сейчас поняла, что надо. Ты не будешь думать, что это подло с моей стороны – взять и уехать?
– Конечно нет.
На лице Розы заиграла улыбка.
– Знаешь, мы не так уж похожи, как я думала. Ты гораздо более искренняя, более открытая. И я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
– И о чем же?
– Что я, сволочь, бросаю тебя. И тебе интересно знать, почему я вдруг решила лететь в Грецию.
– Собираешься объяснить мне?
– Наверное, ты уже догадалась. Из-за мужчины. Ты ведь догадывалась?
– Возможно.
– Я встретила его на вечеринке в Нью-Йорке, как раз перед тем, как вернуться в Лондон. Он живет в Афинах, но вчера утром я получила от него телеграмму, он сейчас на острове Спецес, снял виллу у знакомых. И хочет, чтобы я тоже приехала.
– Тогда тебе следует ехать.
– Ты действительно так считаешь?
– Конечно. Я не вижу причин, по которым ты должна оставаться в Лондоне. И, кроме того, я все равно буду занята поисками работы и жилья.
– А пока ты останешься в этой квартире, хорошо?
– Но…
– Я договорюсь с портье. Пожалуйста. – Голос Розы звучал почти умоляюще. – Скажи, что ты останешься. Хотя бы на пару дней. В любом случае на выходные. Для меня очень важно, чтобы ты осталась.
Флора лихорадочно пыталась найти какую-нибудь отговорку, но тщетно. Слишком уж заманчивым было предложение.
– Хорошо. До понедельника. Но только если ты уверена, что все будет в порядке.
Лицо Розы озарила широкая улыбка, в которой Флора узнала свою улыбку.
– Конечно, все будет в порядке. – Роза подошла к Флоре и порывисто обняла ее, но за этим проявлением сестринской любви сразу же последовало обескураживающее предложение: – А теперь идем, поможешь мне уложить вещи.
– Но сейчас три часа ночи!
– Ну и что? Если хочешь, свари еще кофе.
– Но…
Флора хотела сказать, что устала до крайности, но почему-то не сказала. Видно, такова Роза. Попав в водоворот ее жизни, остается только подстраиваться к этому кружению, не всегда понимая, куда движешься.
В одиннадцать утра Роза отчалила. Флора вышла на улицу проводить ее.
– До встречи, – сказала Роза, обнимая Флору. – Оставь ключи портье, когда окончательно съедешь.
– Пришли мне открытку.
– Обязательно.
– Счастливого пути, Роза.
Роза села в такси, захлопнула дверцу.
– Береги себя! – крикнула она, помахав на прощание.
Флора стояла на тротуаре и махала вслед, пока такси не повернуло за угол на Слоун-стрит.
Вот так. Все закончилось. Флора медленно вернулась в дом, поднялась на лифте и вошла в пустую квартиру. Она чувствовала себя здесь чужой. Без Розы было как-то тихо и одиноко.
В гостиной Флора начала взбивать подушки, раздвигать шторы, вытряхивать окурки из пепельниц. Но вскоре ее внимание привлекли книжные полки Гарри Шустера. Забыв о наведении порядка, она стала рассматривать книги и обнаружила, что он читает Хемингуэя, Роберта Фроста, Нормана Мейлера и Сименона (на французском). В отделении для пластинок рядом с проигрывателем стояли альбомы Арона Копленда, а над камином висел портрет Фредерика Ремингтона, свидетельствуя о гордости хозяина квартиры за свою страну и ее достижения.
Флора решила, что Шустер бы ей понравился. Но пробудить в себе добрые чувства по отношению к матери, которая бросила ее в младенческом возрасте и уехала в поисках более обеспеченной жизни, забрав с собой ее сестру-близнеца, было трудно.
Из ночных разговоров с Розой и просмотра фотографий у Флоры сложился настолько реальный образ Памелы Шустер, как будто она действительно встретилась с ней: красивая, любящая земные блага, пахнущая духами «Джой» от Пату, одетая от Диора, а иногда – в джинсы «Левайс», стройная, как девчонка; Памела, отдыхающая в Сен-Тропе, катающаяся на лыжах в Санкт-Морице, за обедом в «Ла-Гренвиле» в Нью-Йорке; темные глаза жизнерадостно сияют, волосы коротко подстрижены, белозубая улыбка на лице. Ей были присущи потрясающее обаяние и уверенность в себе – но любовь, нежность? В этом Флора сомневалась.
Часы на каминной полке серебряным звоном отметили полдень. Утро кончилось. Флора сделала бутерброд, выпила стакан молока, взяла сумочку и вышла из квартиры.
Без особого энтузиазма она отправилась искать работу. Через несколько часов она вернулась домой, без каких-либо результатов, уставшая и крайне недовольная своей нерешительностью и заторможенностью. Прошла на кухню и включила чайник. Вечером надо принять ванну, посмотреть телевизор и лечь пораньше спать. Роза настояла, чтобы она осталась на выходные. За два дня можно как следует отдохнуть и выспаться, а в понедельник со свежими силами приступить к поискам работы и жилья. Чайник закипел, и в этот самый момент раздался звонок в дверь.
Он стал последней каплей.
– Проклятье! – не сдержалась Флора, выключила чайник и пошла к входной двери.
Проходя мимо зеркала в коридоре, она оглянулась. Усталая, растрепанная, с небрежно закатанными рукавами рубашки, как будто только что мыла полы. Но ей было все равно. Она открыла дверь.
У порога стоял мужчина – высокий, худощавый, довольно молодой. На нем был элегантный коричневый костюм в «елочку» и галстук медно-красного оттенка, напоминающего цвет шерсти ирландского сеттера. Лицо с тонкими чертами, бледная веснушчатая кожа, вероятно легко обгорающая на солнце. Глаза светлые и ясные, зеленовато-серого цвета. Он смотрел на нее, словно ожидая, что она сделает первый шаг. В конце концов Флора вопросительно произнесла:
– Да?
– Здравствуй, Роза.
– Я не Роза, – сказала Флора.
Наступила короткая пауза.
– Что? – переспросил молодой человек.
– Я не Роза, – повторила Флора, слегка повысив голос. А вдруг он глухой, или тупой, или и то и другое? – Я Флора.
– А кто такая Флора?
– Я, – ответила Флора, понимая, что ее ответ ничего не проясняет. Пожалев незнакомца, она добавила: – Я остановилась здесь на выходные.
– Ты шутишь.
– Не шучу.
– Но ты так похожа на Розу… – Он смущенно замолк.
– Да, я знаю.
Он сглотнул слюну. С хрипотцой, вдруг появившейся в голосе, он спросил:
