– В таком случае я не буду плакать. Как странно: если знаешь, что твои слезы никого не тронут и не заденут, пропадает всякое желание плакать.
– Ты хотела поплакать из-за чего-то конкретного?
– Наверное, из-за Томаса. В первую очередь из-за Томаса.
– С Томасом все в порядке. Незачем из-за него плакать, если только из-за того, что ты будешь скучать по нему. У него есть прекрасный дом, его окружают любящие люди. А как он кинулся к бабуле.
– Я в ту минуту чуть не расплакалась.
– У меня самого перехватило горло. Ты ведь можешь видеться с ним, когда захочешь. Ты понравилась миссис Арчер. Ты не прощаешься с Томасом. Ты получила постоянное приглашение видеться с ним.
– А они милые, правда?
– Ты думала, все будет по-другому?
– Не знаю, что я думала, – сказала Виктория и добавила, вспомнив: – Я ничего не рассказала миссис Арчер о пожаре.
– Я обо всем рассказал мистеру Арчеру, пока мы в столовой доставали бокалы из буфета. В общих чертах, не заостряя внимания на угрозе для Томаса превратиться в обугленную головешку.
– О Джон, ради бога!
– Иногда приходится называть вещи своими именами, чтобы не отрываться от реальности.
– Но этого ведь не случилось.
– Да, не случилось.
Оба замолчали. Машина медленно двигалась по узкой проселочной дороге. Мелкий моросящий дождь окутал все туманом. Дворники ходили из стороны в сторону.
Наконец Виктория нарушила молчание:
– Пора оплакивать Бенхойл.
– Ну что ты за человек, только и ищешь повод, чтобы поплакать.
– Мне так жаль было с ним расставаться.
Джон ничего на это не ответил. Автомобиль теперь резво катил вниз по извилистой дороге, но, когда появился указатель придорожной автостоянки на обочине, Джон начал притормаживать. Вот и она. Джон съехал с дороги, остановился, поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор.
Дворники перестали отплясывать свой сумасшедший танец. Теперь был слышен только шорох дождя и тиканье панельных часов.
Виктория обернулась к нему:
– Почему мы остановились?
Джон включил свет в салоне и взглянул на нее:
– Успокойся. Я не собираюсь насиловать тебя. Просто есть о чем поговорить. Задать несколько вопросов. И мне хочется видеть твои глаза, когда ты будешь на них отвечать. Прежде чем мы продвинемся еще на шаг, я хотел бы иметь полное и исчерпывающее представление о твоем отношении к Оливеру Доббсу.
– Мне казалось, тебе противно слышать его имя.
– Это в последний раз.
– Миссис Арчер отозвалась о нем очень точно. Не думала, что она так мудра. Она назвала его разрушителем.
– И что ты на это ответила?
– Я сказала, что меня разрушить ему не удалось.
– Это правда?
Она поколебалась секунду, прежде чем ответить. И затем сказала «да». Потом взглянула на Джона и улыбнулась, и у него забилось сердце.
– Это правда. Я давно знала, но боялась в этом признаться даже самой себе. Наверное, каждому нужно пройти через большую несчастную любовь, для меня Оливер и был таким испытанием.
– А когда он вернется из Америки?
– Мне кажется, он никогда не вернется… – Она запнулась, размышляя, потом с уверенностью произнесла: – Даже если он вернется, я больше не захочу его видеть.
– Потому что он обидел тебя или потому что ты его разлюбила?
– Думаю, я разлюбила его еще в Бенхойле. Не могу сказать, в какой точно момент. Это происходило постепенно. А теперь… – она сделала неопределенный жест рукой, – он мне просто безразличен.
– Тогда остаемся мы двое. И, покончив с Оливером Доббсом, можем перейти к другим темам. До того как я остановил машину, ты сказала, что если стоит о чем поплакать, так это о Бенхойле. По-моему, самое время сообщить тебе, что оплакивать его не стоит. Ты сможешь в любое время вернуться туда и снова встретиться со всеми, потому что я не собираюсь его продавать. По крайней мере, пока.
– Но ты же говорил…
– Я передумал.
– О-о!.. – Казалось, она вот-вот разрыдается, но она не заплакала. – Джон!..
Тут она начала смеяться, потом обвила его шею руками и поцеловала.
Джон знал, что ее обрадует эта весть, но никак не ожидал таких искренних, душевных объятий.
– Эй, ты меня задушишь.
Она будто и не слышала его.
– Так ты его не продашь? Ты просто молодец! Ты сохранишь Бенхойл!
Он обнял ее и притянул к себе. Она казалась такой хрупкой, беззащитной, ее светлые шелковистые волосы щекотали ему щеку, а она продолжала тараторить, как восторженное дитя:
– Ты же говорил, что это неразумно, непрактично. – Она немного отстранилась от него, но он продолжал удерживать ее в своих объятиях. – Ты же сам говорил, что без мудрого руководства дяди Джока Бенхойл не сможет существовать.
– Да, говорил, но потом передумал. Я оставляю его за собой, по крайней мере на год, а там посмотрим.
– И что же заставило тебя передумать?
– Не знаю.
Он покачал головой, будто ему и самому не вполне ясны причины решения совершить поворот на сто восемьдесят градусов.
– Может быть, причиной тому стал пожар. Может быть, именно в тот момент я понял, как дорого человеку то, что он через минуту может потерять. В тот вечер я испытал настоящий шок. Тебя там не было, но только благодаря Господу Богу большой дом уцелел и не сгорел дотла, как все остальное. Ночью я вышел в сад и смотрел на дом. А он так и стоял на фоне холмов, и я в жизни не испытывал такой благодарности, как в этот миг.
– И кто же им будет заниматься?
– Родди и Дейви Гатри; кроме того, наймем работника.
– Родди?
– Да, Родди. Ты же сама говорила, что Родди больше всех интересуется здешними землями. Он знает о Бенхойле столько, сколько мне не узнать за сотню лет. Единственно, почему он раньше не принимал активного участия в жизни Бенхойла, – это потому, что он ленив, и потому, что всегда был Джок, который все за него решал. Теперь, когда Джока уже нет, а работы невпроворот, у Родди есть шанс бросить пить и удивить нас своими делами.
– А где он будет жить?
– В большом доме с Эллен. Мне удалось разом решить все мои проблемы. Как всегда, они будут ворчать друг на друга. Но большой дом достаточно велик, чтобы они не сталкивались лбами и не прикончили друг друга. – Помолчав, Джон добавил: – Мне очень хотелось бы на это надеяться.
– Ты правда думаешь, что из этого что-то получится?
– Я же сказал тебе, подождем год. Вообще-то, я уверен, что все получится. Мой отец думает так же.
