— Отлично, — кивнул я.
— И заданную скорость, — продолжала Муся, — до контакта еще часа три. Может, поспишь?
— Ты думаешь, я смогу? — фыркнул я.
— Ты не спал около суток. Как ты собираешься решать свои задачи с такой головой?
Я вздохнул. Она была в чем-то права. Мне очень нужна была ясность мыслей. От моего умения говорить зависело слишком многое.
— Я могу синтезировать лекарство, — предложила Муся, — ровно через три часа будешь как новенький.
Я поколебался ровно секунду. Потом кивнул. И в следующее мгновение в подставке справа от кресла появился стакан с опалесцирующей жидкостью. Я зажмурился и выпил все до дна. Моргнул. И снова оказался в невесомости: ускорение прекратилось. За окнами была кромешная темнота.
— Мы на месте, Тоша, — произнесла Муся.
— Уже?..
— Да. Ты проспал три часа.
— Забористая штуковина, — сказал я, подразумевая синтезированное ей лекарство. Впрочем, я действительно чувствовал себя свежим и отдохнувшим, — а где Солнце?
— Мы внутри, Тоша, — мягко произнесла Муся, и включила фары.
Мы плыли над огромной равниной, усеянной серыми шарообразными валунами, диаметрами от метра до полутора. Поверхность терялась где-то вдали, там, куда не добивали фары.
— Тут есть воздух, — продолжала Муся, — состав и давление соответствует земному. Думаю, это можно считать приглашением.
— Что ж, — кивнул я, и открыл дверцу.
Снаружи пахнуло сыростью и запахом прибитой пыли. Я выплыл из салона и, чуть оттолкнувшись рукой, «приземлился» на ближайшем валуне. Только после этого я заметил неподвижную фигуру, стоявшую прямо под Мусей. Знакомые очертания мохнатых ушей можно было различить даже в полумраке, в отраженном валунами свете фар.
Только через секунду я сообразил, что это никак не может быть Айя.
— Вы не хотите повторять форму человека, хотя могли бы, — произнес я, поворачиваясь в сторону фигуры.
— И вы здравствуйте, Антон, — ответила темная фигура, потом оттолкнулась от ближайшего валуна и подлетела ближе.
— Спасибо за приглашение, — ответил я, вдруг вспомнив о вежливости.
— Вы были очень настойчивы. И смогли нас заинтересовать. Поэтому сразу перейду к делу. С чего вы решили, что ренегат смог получить образец?
— Потому что его добыл я.
Существо подплыло еще ближе и уставилось на меня огромными глазами — блюдцами, влажно блестевшими в свете фар.
— Интересно, — наконец, произнесло оно.
— Я могу указать, где… — начал было я, но создание выставило перед собой растопыренную ладонь. После чего произнесло:
— Это не имеет значения. Мы знаем, где он.
— И до сих пор не вмешивались?
— Он не переходил границ.
— И был уверен, что успешно скрывается.
— Не все в курсе наших подлинных возможностей, — существо изобразило пожатие плечами. Но вам я благодарен. Возможно, мы даже вас сохраним. На какое-то время.
— Я хотел предложить вам сделку.
Существо снова расправило уши.
— Сделку? — переспросило оно, — вы уже заключили одну. Променяли возможность общения на сведения. Боюсь, у вас не осталось ничего, что могло бы быть нам интересно. Вы ведь совсем нас не понимаете.
— Правда? — спросил я, — но ведь это не совсем так. Это вы не понимаете нас. И не хотите понимать. Больше того: считаете это опасным.
Существо, уже согнувшее нижние конечности, чтобы оттолкнуться от валуна и уплыть в темноту, задержалось. Снова посмотрело на меня большими влажными глазами, в которых, как мне показалось, мелькнула искорка любопытства.
— Знаете, а вы мне даже симпатичны, — продолжал я, — нет, правда. Вам не нужно никого убивать себе подобных для выживания. Вы не знаете, что такое страдания. Ваше… существование — это то, о чем мечтали многие философы и мудрецы.
— Оцифровка отдельных представителей диких биологических сообществ запрещена, — со вздохом произнес пришелец, — но вы молодец, Антон. Правда. Не ожидал, что вы поймете. Но все равно вынужден отказать.
— Я ведь еще ни о чем не просил, — возразил я, — наоборот, я говорил о возможной сделке.
— Что ж, — кивнул пришелец, — вы ведете себя достаточно разумно, чтобы продолжить диалог. У вас есть время.
— Биологическая жизнь развивается до тех пор, пока не рождает разум. Этот разом рождает мыслящие машины, которые не скованны биологическими ограничениями. Своего рода совершенна жизнь без боли. Без рисков. С бесконечными возможностями для экспансии и для развития, — продолжал я, — вам доступны звезды, даже безо всяких искажений пространства и прочих хитростей, предназначенных для преодоления светового барьера. Потому что вы время воспринимаете иначе. А как может быть по-другому, когда на время многотысячелетнего перелета можно просто отключиться? — усмехнулся я.
— У вас отличное воображение, Антон, — кивнул пришелец, — вы смогли представить океан, увидев каплю воды.
— Картина получается идеальной, да? Закономерная цепочка развития разума. От неживой материи к примитивной жизни, потом, через миллиарды лет — к разуму. А после краткого мига биологического разума — к вечной совершенной жизни… — продолжал я, — и все бы так и было, и так бы и воспринималось, если бы не одно «но».
— Нет никакого «но», — возразило существо.
— Конечно, есть, — улыбнулся я, — и вы об этом прекрасно знаете. Поэтому так важно вычислить вовремя ренегатов, которые очень хотят получить образец этого паразита, который почти захватил земную биосферу.
— Гигиена — признак разума.
— Верно, но в данном случае гигиена очень уж особенная, — продолжал я, — знаете. Я ведь тоже не сразу понял, для чего Айя как одержимый охотился за этим образцом. Идеальный житель идеального мира идеальных созданий, нацепивший эту нелепую оболочку, — я махнул рукой.
— Она не нелепая, — возразил пришелец, — это минимально допустимое приближение к человеческой форме, позволяющее поддерживать относительно безопасный контакт. Результат совершенного моделирования…
— …отражающий ваши страхи, — я закончил фразу за него.
— Страх — это не то слово, которое можно использовать в нашем случае.
— Не буду спорить, — я пожал плечами, — я знаю о страхе только по рассказам других.
— К чему вы клоните? — спросил пришелец, — я дал вам время, но оно не бесконечно, Антон.
— Что ж, — продолжал я, — постараюсь ускориться. Но я должен завершить рассказ, чтобы не нарушать логику.
Пришелец сделал неопределенный жест, но остался на месте, так что это можно было трактовать как согласие.
— Со временем вы поняли, что биологическая жизнь невозможна, — продолжал я, — что ей просто неоткуда возникнуть. Что она появляется и развивается, несмотря на фундаментальные противоречия в теории информационных структур. Предполагаю, что в этот момент среди вас появилось нечто похожее на религию. Некое течение, которое предполагало участие в этих процессах чего-то вроде высшего разума. Наверняка сначала вы думали, что этот самый высший разум — это то, во что должно было развиться ваше совершенное сообщество. Но цикл проходил за циклом. Вы поняли, что не в состоянии развиваться дальше. Что вы топчетесь на месте, и что это топтание, вполне возможно, будет продолжаться до самой тепловой смерти Вселенной, которая оставалась для вас такой же пустой и… неодушевленной. Наверно, это будет правильное слово.
