– Я уже не помню, когда мы были на улице вдвоём, – сказала она, когда они добрались до побережья и прошли по набережной пару десятков метров.
Яр молчал какое-то время. Он тоже пытался вспомнить.
– В Питере, – сказал он наконец.
– Целых два часа… – Янка вздохнула.
– В Москве так нельзя, – сказал Яр.
– Почему? – Янка резко обернулась и, присев на каменный парапет набережной, заглянула Яру в глаза. – Смотри, на нас никто не смотрит. Я не вешаюсь тебе на шею и не лезу целоваться. Я не дурочка, которая мечтает тебя захомутать, Яр. Я понимаю, что тебе многое нельзя. Что ты не хочешь чтобы повторилось… – Яна замолкла не решившись договорить, и продолжила о другом: – Но ты же можешь просто иногда… – Янка отвела глаза и закусила губу, стараясь сдержать подступившие внезапно эмоции. – Просто иногда быть со мной… – закончила она шёпотом.
Яр смотрел на неё какое-то время. Потом подошёл вплотную и обнял. Одну руку положил Яне на лопатки, а другой провёл по волосам, и заставил прижаться к себе.
– Это всё исчезнет, – сказала Янка, утыкаясь носом ему в плечо, – едва пробьёт двенадцать часов.
Яр молчал, а спорить с гранитной глыбой, как и жаловаться ей на жизнь, было не интересно.
Янка вздохнула и приподняла голову, заглядывая Яру в глаза.
– Поцелуй меня, – попросила она.
Яр наклонился и коснулся губами её губ – вначале едва-едва, затем чуть втягивая в себя нижнюю губу и, наконец, проникая во влажную щель языком.
Стоять так долго оказалось жарко, и поцелуй пришлось закончить – куда раньше, чем того хотела Янка. Однако объятий он так и не разомкнул – просто передвинул руку так, чтобы можно было идти бок о бок.
Янка подумала и тоже обняла его. Они так и шли по прямой, не размыкая рук, глядя то на синюю гладь воды, то на синюю бездну неба, пока солнце не стало заваливаться за горизонт.
– Холодно, – заметила Янка.
Яр плотнее прижал её к себе.
– И хочется есть, – добавила Янка, опуская голову ему на плечо и прикрывая глаза, уставшие от яркого солнца.
– Понятия не имею, где здесь можно поесть. Ты по-английски говоришь?
Янка усмехнулась.
– Сейчас спрошу, – она осторожно выпуталась из рук Яра и направилась к компании мужчин, стоявших под небольшим козырьком. Вернулась через пару минут, взяла Яра за руку и потянула в сторону от набережной.
Ресторан, который она нашла, был небольшим, и подавали там исключительно местную кухню – какие-то перетёртые бобы да тот же желтоватый соус.
Женщин не было. Зато когда после первой смены блюд Янка пошла к стойке просить дополнительную тарелку, добрая половина заведения оглянулась на неё.
Особенно внимательно смотрела компания, сидевшая прямо у бара, состоявшая из четырех крупных арабов, и когда Янка поравнялась с ними, один из них выставил ногу, перегораживая ей проход.
Янка окинула презрительным взглядом и ногу, и её владельца, и сказала по-английски:
– Дай пройти.
Араб ответил короткой фразой на местном диалекте, которую его товарищи поддержали взрывом хохота.
Янка попыталась обойти препятствие, но араб тут же поймал её за футболку и потянул на себя.
Сделать что-либо ещё он не успел, потому что стул его с грохотом рухнул, а рука оказалась вывернута. Оставшиеся трое тут же вскочили на ноги, но помогать почему-то не спешили – только заняли боевые стойки и с подозрением смотрели на Яра.
– Совсем охуели, чурки недоёбанные? Ещё свою хуйню из-под стола высунете нахер, уебу, дошло?
– Дошло… – протянул зачинщик, согнутый пополам так, что лицо его едва не касалось кроссовка Янки.
Яр для надёжности завернул ему запястье посильнее и с наслаждением вслушался в ответный вой.
Янка окинула последним взглядом араба, потом Яра.
– Надо валить, – сказала она, – всё равно не еда, а непонятно что.
– За хавку мою заплатишь. Считай, моральный ущерб, – просветил Яр свою жертву и, резко выпустив его руку, потянул Яну к выходу.
Какой-то араб из персонала попытался перегородить ему дорогу, но Яр отпихнул его в сторону и молча вышел на улицу.
– Я бы справилась, – сказала Янка.
– Ага. Верю. Со всеми четырьмя.
– Вообще отмороженные, – согласилась Янка. – Чё они полезли?
Яр пожал плечами.
Янка подумала и прильнула к нему всем телом. Подняла руку Яра и уложила себе на плечо.
– Поехали в отель.
Март 1995. Страна, названия которой я так и не узнала.
Может, всё-таки не всё потеряно для нас?
Яр в душе, плескается уже полчаса, смывает дневной пот. Он сегодня похож на доброго волшебника – и что бы не советовала мне интуиция, я, кажется, всё-таки верю ему.
Я всё равно не смогу его разлюбить. Я таю, как только он касается меня. И я ведь всё-таки нужна ему – иначе он не привёз бы меня сюда.
Мне почти беспрестанно хочется его обнимать.
Если я уйду от него… Скажем, сбегу… то как я буду жить без возможности погладить его по спине, прижаться к груди…
Прошло два года, а я по-прежнему едва ли не в обморок падаю от его поцелуя… Не знаю, может, он пользуется этим… Может, протягивает мне сахар, как дрессированной собаке, которая хорошо выполнила трюк.
Я не хочу думать об этом. Потому что всё равно не мыслю себя без него.
***
Уснул Яр быстро. Янка ещё какое-то время плескалась в бассейне, в котором вечером обнаружилась подсветка и подогрев. Потом вынырнула и, чуть промокнувшись полотенцем, прошлёпала в номер. Пристроилась к Яру со спины и обняла его. Коснулась лёгким поцелуем основания затылка, пощекотала языком.
Яр тут же подтянул её руку к себе, заставляя обхватить себя за живот.
– Я – рик… – прошептала Янка в самое его ухо.
Яр что-то неразборчиво промычал.
– Я всё-таки тебя люблю.
Янка развела колени Яра в сторону и для начала потёрлась щекой о его бедро. Подняла взгляд, проверяя, не проснулась ли её жертва. Затем принялась короткими лёгкими поцелуями чертить дорожку к паху.
Яр лежал, закрыв глаза. Если он и не спал, то явно делал вид, и потому Янка, чувствуя безнаказанность, ещё раз потёрлась щекой о его ногу, а затем прикусила тонкую белую кожицу у самого паха.
Член Яра подпрыгнул, а сам он задышал часто и глубоко, из чего Янка сделала вывод, что никакого сна нет и в помине.
– Больно? – мурлыкнула она и тут же поцеловала больное место.
Яр слабо качнул головой, но глаз не открыл.
