Он притянул ее к себе и, положив руку ей на затылок, прильнул губами к ее губам. Она забилась; изумление и гнев прибавили ей сил. Но он лишь крепче прижал ее к себе. Так страстно он еще никогда не хотел поцеловать ни одну женщину. Ради единственного поцелуя он готов был умереть!
Санни яростно вырывалась; она цеплялась за свою злость, потому что ее раздирали на части противоречивые чувства. Радость, желание, исступление. Хотелось отыграться на нем, но с губ слетел лишь стон удовольствия. Не помня себя, она закинула руки ему на голову. Никогда еще телесная жажда так сильно не томила ее.
Он понял ее, сначала рывком посадил ее себе на колени, а потом они оба упали на пол. Он дышал затрудненно, прерывисто — как и она. И губы, и руки его словно обезумели. И она, воспламенившись, отвечала ему. В очаге треснуло полено, вверх взметнулся фонтанчик искр. Задул ветер, и в комнату ворвалось облачко дыма. Санни же услышала лишь хриплый стон, сорвавшийся с его губ.
Ей показалось, что она давно ждала его. Ей не хватало противоборства, вызова, возбуждения… Она бесстрашно отдалась новым ощущениям и позволила новой силе овладеть собой.
Внутри у него как будто что-то взрывалось; взрывы повторялись снова и снова. Жар, вожделение, похоть все больше распаляли его. И ему все было мало. Чем больше он брал, тем больше ему хотелось. Запрокинув ей голову, он нащупал губами ее шею — длинную, стройную шею, которая так возбуждала его; от нее исходил теплый соблазнительный аромат. Он пробежал губами по ее шелковистой коже, то лаская ее губами и языком, то покусывая губами. Он был похож на томимого жаждой, который пьет и никак не может напиться.
Отблеск пламени упал ей на лицо; его руки нетерпеливо шарили под толстым свитером. Ее кожа напоминала розовый лепесток, горячий атлас. Он дотронулся до ее груди, и она задрожала всем телом… его тоже начало колотить.
Не сводя с нее глаз — между ними плясали тени, — он снова прильнул к ней губами.
Он как будто погружался в сон. Не в сладкий и загадочный, а в яркий, цветной и полный звуков. По мере того как он все глубже утопал в ней, она обволакивала его. Ее руки, следуя его примеру, жадно шарили у него под свитером, ощупывали бугорки мускулов.
Он покрывал поцелуями ее лицо; она наконец закрыла глаза. И сердце ее, всегда такое сильное и отважное, ухнуло куда-то вниз.
Любовь стала для нее настоящим откровением. Задыхаясь, она льнула к нему. Ее губы горели огнем, а она вся таяла. Руки беспомощно упали вдоль тела.
Ощутив свою беспомощность, она вдруг дернулась, движения ее стали хаотичными. Нет, то, что сейчас происходит, не может быть любовью! А обманываться глупо и опасно.
— Джейкоб, остановись!
— Остановиться? — Он куснул ее за подбородок — не слишком нежно.
— Да. Прекрати!
Он сразу почувствовал в ней перемену; она в досаде вырывалась, хотя тело ее по-прежнему дрожало от страсти.
— Почему?
— Потому что я…
Рассчитанным движением он пробежал пальцами вдоль ее позвоночника. Ее глаза снова подернулись дымкой, голова безвольно откинулась назад.
— Я хочу тебя, Санни. А ты хочешь меня.
— Да… — Что же он с ней делает? Она подняла руку, собираясь возразить, потом безвольно бросила ее ему на грудь. — Нет. Не надо!
— Чего не надо?
— Делать того, что ты делаешь.
Дрожь сотрясала все ее тело. Какая она беззащитная! Джейкоб не смог скрыть досаду и в сердцах выругался. Неожиданно он понял: он не может взять ее силой. Раз она не хочет, он не станет пользоваться своим положением… у него тоже есть принципы.
— Хорошо. — Он рывком поставил ее на ноги.
По-прежнему дрожа, она опустилась на пол и подтянула колени к груди. Ее словно вынули из раскаленной печи и бросили в снег.
— Мы не должны были… Нельзя так быстро…
— Нет, можно, — возразил он. — И глупо делать вид, будто между нами ничего не происходит.
Он встал и подошел к камину. Санни подняла голову. От поленьев до сих пор исходил жар. Несколько свечей, которые они не потушили, почти догорели. За окном занимался серый рассвет; метель продолжалась, но стало чуть светлее. За окнами по-прежнему завывал ветер.
В его объятиях она забыла обо всем. И о метели, и об окружающем их мире. В те минуты для нее не существовало никакой метели, кроме той, что бушевала внутри ее. Пропал внешний жар — и остался только тот, который она испытывала сама. Она нарушила слово, данное самой себе. Когда-то давно она поклялась, что никогда не потеряет голову из-за мужчины.
— Тебе-то легко… — протянула она с удивившей ее саму горечью.
Джейкоб оглянулся и внимательно посмотрел на нее. Нет, ему совсем нелегко. Казалось бы, что тут такого — а ему нелегко. Он сам себе удивлялся.
— А почему все должно быть сложно? — спросил он скорее не ее, а самого себя.
— Я не занимаюсь любовью с незнакомцами. — Санни вскочила на ноги.
Вдруг ей ужасно захотелось выпить кофе — и побыть одной. Оставив его в гостиной, она убежала на кухню и вынула из холодильника газированную воду. С кофе придется подождать.
Глядя ей вслед, он вспоминал все, что сообщил ему компьютер. Физическое влечение между ними, безусловно, есть. И, как ни неприятно сознаваться в этом, эмоциональное притяжение тоже. Если он будет злиться, ничего хорошего не выйдет. Видимо, она реагирует совершенно нормально для своего времени. Это он идет не в ногу. Печально, но… ничего не поделаешь.
Как же сильно он хочет ее! Он обязательно ее добьется. Если рассуждать логически, его шансы на успех возрастут, если он будет добиваться ее способами, какие она ожидает от типичного мужчины XX столетия, то есть если будет ухаживать за ней.
Джейкоб досадливо вздохнул. Он так и не понял, что такое «ухаживать», но, кажется, угадал, каким должен быть первый шаг. Судя по всему, за прошедшие века изменилось немного.
Когда он зашел на кухню, она стояла у окна и смотрела на беспрестанно падающий снег.
— Санни! — Видимо, напугал ее — она вздрогнула от неожиданности. — Прости меня.
— Мне не нужны твои извинения.
Джейкоб возвел глаза к потолку. Терпение, терпение!
— Что же тебе нужно?
— Ничего. — Она удивилась, поняв, что вот-вот расплачется. Санни никогда не плакала! Она терпеть не могла слезы и считала их проявлением слабости. Слезы приводили ее в замешательство. Санни всегда предпочитала слезам вспышку гнева. Но слезы невольно наворачивались на глаза. Она упрямо боролась с ними. — Забудь обо всем.
— О чем? О том, что случилось, или о том, что меня к тебе тянет?
— Обо всем. — Она повернулась к нему. Хотя глаза ее были сухими, они ярко горели, отчего ему стало очень не по себе. — Не имеет значения.
