Но не успел молодой человек разлить по чаркам живительную влагу, как парадная дверь дома вновь распахнулась, и по невысокой, каменной лестнице царственно спустилась женщина в кремово-синем шёлковом платье.
Вычурную причёску украшали длинные шпильки с висюльками на концах. Умело наложенный макияж искусно скрывал истинный возраст. На взгляд Ии, ей можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет.
— Здравствуйте, господа, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла она мелодичным, грудным голосом. — Я очень рада вас видеть. Хвала Вечному небу за то, что оно послало нам такую чудесную ночь.
Пока женщина произносила свою короткую речь, шум и разговоры на верандах потихоньку затихли, а возле перил начали появляться обнимавшие подруг зрители разной степени опьянения.
— Я знаю, что здесь собрались благородные люди, умеющие ценить прекрасное. Для нас большая честь — представить на ваш беспристрастный взгляд своё искусство.
К немалому удивлению Платины, присутствующие довольно энергично захлопали в ладоши.
Музыканты заиграли что-то, по местным меркам довольно энергичное, и из парадного выхода торопливо вышли восемь девушек в одинаковых платьях голубого и кремового цвета с одинаковыми причёсками при минимуме украшений. У каждой из причудливо уложенных волос торчала одна единственная шпилька. Яркий макияж усиливал их сходство.
Шестеро танцовщиц образовали круг с двумя своими подругами в центре.
Музыка стала более медленной и мелодичной. Плавно покачиваясь, девушки двинулись друг за дружкой, наклоняясь наружу круга гораздо сильнее, чем внутрь, от чего создавалось впечатление то и дело раскрывающегося цветочного бутона.
А те, кто в центре, встав спина к спине, принялись довольно синхронно перебирать поднятыми вверх руками, изображая то ли водопад, то ли языки пламени.
Смотрелось красиво, но, на взгляд искушённой ученицы циркового колледжа, на уровне районного дома культуры или, в крайнем случае, какого-нибудь регионального конкурса.
В танце участвовали только руки и верхняя часть тела. Задрапированные длинными юбками ноги лишь плавно перемещали своих хозяек по площадке, создавая впечатление «скольжения», но не выделывали никаких «па».
— Прелестно, — тихо пробормотал Ино, качая головой. — Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок неповторимы. Никто в Букасо не способен двигаться так грациозно. Хотя в столице вы, Хваро-сей, наверное, видели и более искусных танцовщиц?
— В этих девушках есть своя неповторимая прелесть, — также тихо ответил барон.
— Женщина подобна розе, — глубокомысленно заметил его собеседник. — Прекрасна только в пору цветения. Но после того, как опадут лепестки, остаётся только колючий куст, и никакой красоты.
— Со временем всё меняется, Ино-сей, — усмехнулся молодой человек. — И женщины, и мужчины.
— Это так, — вроде бы согласился дворянин, однако тут же продолжил: — Только благородный муж всегда прекрасен, потому что красота его не столько внешняя — чувственная, но и внутренняя — нравственная. В молодости мужчина красив силой и храбростью, в зрелости к ним прибавляется высокая мораль, а в старости — ещё и мудрость с великими свершениями.
— Но без женщин не было бы и мужчин, — с улыбкой заметил молодой человек, разливая вино.
Музыка вновь замедлилась, сделавшись тягучей, словно сгущённое молоко. Шестеро танцовщиц расширили круг, а солистки закрутились на месте, всё ещё продолжая прижиматься спинами друг к дружке.
Подолы верхних юбок чуть поднялись, приоткрывая нижние юбки ослепительно белого шёлка и быстро переступавшие маленькие, аккуратные ступни в ярко-алых, расшитых серебряными блёстками башмачках.
— Только этим и можно оправдать их существование, — сказал Ино. — И вы, Хваро-сей, рано или поздно тоже поймёте это.
Осушив чарку, он одобрительно кивнул и отправил в рот солёный грибочек.
— Сейчас вы молоды, и каждая красотка кажется вам верхом совершенства. Но на самом деле это лишь лепестки, внешняя оболочка, под которой только пустота и глупость.
— Хотите сказать, что все женщины дуры? — рассмеялся барон, поддев вилкой кусочек холодного, варёного мяса.
— За редчайшим исключением, — подтвердил собеседник. — Вроде государыни Есионо, которые рождаются раз в сто лет, а то и реже. У остальных ума меньше, чем у курицы. Как эта птица не способна к полёту, так и женщина не способна воспарить над обыденностью, потому что ей совершенно чужды любые высокие стремления.
Чем дольше Платина слушала его разглагольствования, тем ярче разгорался в душе жгучий уголёк раздражения.
По молодости лет Ия никогда не задумывалась над проблемами «гендерного равенства» и часто смеялась, читая в Сети об очередных вывертах сознания «радикальных феминисток». Однако, оказавшись в обществе, где женщина, если и не сведена до уровня «бессловесной слуги», то находится где-то рядом, она чувствовала себя очень неуютно.
Её мироощущение, формировавшееся в иной действительности, всеми силами противилось подобному отношению себе. Поэтому приходилось постоянно «ломать» своё «я», притворяться, стараться смотреть на окружающую реальность как бы со стороны, день за днём возводя вокруг души нечто вроде «защитной оболочки». Осознавая невозможность изменить этот мир, она отчаянно пыталась с ним хотя бы примириться.
Но всякий раз, когда это, казалось бы, почти получалось, местная действительность поворачивалась к ней новой, но всё столь же отвратительной гранью и, пробив «защиту», больно царапала душу.
«Неужели Хваро тоже так думает? — гадала девушка, искоса наблюдая за ним из-под приспущенных век. — А как же ему ещё думать, если их здесь с детства так воспитывают? Но он всё-таки спросил, хочу ли я за него замуж, а не пошёл сразу к приёмному папаше?»
— А вот это мне особенно нравится, — неожиданно прошептал Ино, не отрывая взгляда от площадки, где в руках у танцовщиц откуда-то появились белые веера. Они синхронно открывали и закрывали их, пряча густо накрашенные лица. А солистки с помощью этих опахал пытались изобразить что-то похожее на полёт двух бабочек.
«Почему у неё «крыло» оторвали? — растерянно подумала Платина, крайне возмущённая подобной жестокостью. — Вот же ж! У них здесь даже танцы садистские!»
— Глядя на них, — мечтательно проговорил пожилой дворянин. — Я вспоминаю наш сад в пору цветения.
«Так это цветочные лепестки, а не бабочки! — догадалась Ия. — Вот и разбери, про что они тут пляшут?»
Энергично жуя последний пирожок, она машинально огляделась и заметила, как в их сторону, пригнувшись, направляется мужчина в куртке слуги.
«Это ещё за кем?» — насторожилась Платина.
— Господин Ино? — остановившись в трёх шагах, поклонился мужик.
— Чего тебе? — недовольно вскричал тот.
В их сторону тут же устремились недовольные взгляды зрителей.
