Вот этот вот субатомный уровень, на котором обречена жить человеческая нравственность в эпоху власти «больших величин», в эпоху, когда классовые или расовые интересы, интересы государства, должны были стоять выше интересов семьи, выше маленькой частной человеческой жизни и стремится отразить Василий Гроссман в своём великом романе «Жизнь и судьба».
Новая физическая теория литературного Штрума повторяла во многом гениальные догадки реально жившего когда-то прототипа к гипотезе существования частиц, обладающих сверхсветовой скоростью. Еще в 1923 году Лев Штрум предложил оригинальную концепцию распространения света со скоростью, большей скорости света. Но поскольку после ареста его работы активно изымались из советских библиотек и уничтожались, эта концепция вскоре была «забыта». Она была сформулирована только в 1962 году группой ученых из разных стран и получила название «гипотезы тахионов». Что это такое? В общепринятой картине мира, в которой правит та самая Теория Относительности, скорость света «С» считается предельной скоростью, и эту же величину приписывают предельной скорости взаимодействия, протекания всех процессов во вселенной. Та же Теория Относительности утверждает зависимость энергии и массы тела от скорости – знаменитое уравнение E=m×c2. То есть для объекта, обладающего массой, и достигшего С, время попросту остановится, а масса и энергия станут бесконечными. В результате получается опасный парадокс. Поэтому все частицы, движущиеся со скоростью света, общее название «люксоны», среди них и фотоны, рассматриваются как частицы не имеющие массы покоя. Попросту говоря с нулевой массой, ведь на сколько нуль не умножай – нулем и останется, а значит и парадокса не произойдет. Для частиц с досветовыми скоростями тоже нашли парочку замысловатых слов «тардио́ны» или «брадио́ны», и им даже разрешили иметь массу покоя, т. к. они световых скоростей не достигают, а значит правильных теорий не нарушают.
В 1967 американский физик Джеральд Фейнберг рискнул удивить мир новой, сверхсветовой частицей, и этот класс частиц был назван «тахионами». Но задолго до него до существования «тахионов» додумался киевский физик Лев Штрум, который и стал прототипом Штрума литературного.
Реальный Лев Штрум в студенческой форме 1910-е годы
Скорость этих частиц всегда быстрее света, но для этого им приходится иметь некую «мнимую» массу (что это значит, а главное – кто её «мнит», наверно, не скажет даже физик, скорее, мнит их сам Бог), и свойство терять скорость при поглощении энергии, тогда как все «нормальные» частицы ускоряются.
Все это конечно плачевно сказалось на тахионах, т. к. пришлось признать что их время течет вспять, и то что тахионы не могут доносить информацию, т. к. это к примеру, нарушило бы принцип причинности, и вообще не могут как либо взаимодействовать с частицами нашего мира, т. к. их скорость выше скорости взаимодействия в нашей вселенной. Они просто выпадают из нашей пространственно-временной и причинно-следственной структуры! По этой причине, обнаружение и фиксация таких частиц представляются скорее всего невозможными… «Увидеть» тахион возможно после момента пролета его мимо. Приближающийся тахион невиден, так как изображение его вместе со светом запаздывает за ним. После же его пролета вблизи можно наблюдать его раздвоенное изображение, части которого разлетаются в разные стороны: одна часть, по ходу движения – это свет улетающего тахиона, и вторая, против его движения, – постепенно долетающие изображения тахиона, которые он оставил позади, пока летел к нам.
Уж очень напоминает такая попытка «разглядеть» эту загадочную частицу попытку Моисея разглядеть на горе Синай лик Божий. В книге Исход, Глава 33, стих 23 сказано: «лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо (тебе)».
На наш взгляд, именно по этой причине научное озарение, которое свершается на страницах романа Василия Гроссмана «Жизнь и Судьба», подобно озарению Моисея на горе Синай. А весь пафос повествования сводится к тому, что как не уничтожай человека, как не вытравляй в нём божественное начало, оно всё равно даст знать о себе наподобие пролетающего мимо и невидимого обычным взглядом открытого реальным Штрумом таинственного тахиона. Роман В. Гроссмана парадоксален по своей природе, и он, этот великий роман, как никакое другое произведение российской литературы XX века отражает саму суть нашей парадоксальной действительности, когда бывшие зэки рвутся в космос и им удаётся, в конечном счёте, достучаться до Небес.
Николай Александрович Васильев
Васильев Николай Александрович – русский учёный, предвосхитивший развитие системы воображаемой (неаристотелевой) и основных разделов современной неклассической логики. Он родился 29 июня 1880 года в Казани. В 1898 г. будущий логик поступил на медицинский факультет Казанского университета (попутно с основными дисциплинами слушал курс философии). В июне 1904 г. окончил учебу и работал врачом в деревне Шатьма Ядринского уезда. С ноября 1910 года – приват-доцент кафедры философии Казанского университета.
Воображаемая логика Васильева прекрасно сочеталась с так называемой воображаемой геометрией Лобачевского, ориентированной больше на пространство космическое, чем на земное, описанное ещё Евклидом.
История Евклида и его труда «Начала», где он изложил свои идеи, восходит к 300 году до н. э. Именно тогда этот древнегреческий математик, о котором нам почти ничего не известно, составил учебник по геометрии, где систематизировал все знания, которые до этого из уст в уста передавались пифагорейцами и учениками Платона. В то время как над входом в Академию Платона можно было прочесть фразу «Да не войдет сюда не знающий геометрии», «Начала» Евклида были предназначены для неподготовленного читателя и помогали понять науку о формах и фигурах с помощью простейших формулировок. Чтобы сделать свой труд более понятным и одновременно подчеркнуть четкость и строгость геометрии, Евклид начал изложение с ряда определений и аксиом, из которых, запасясь терпением, логически можно было вывести любое из сотен предположений, записанных в книге. Возможно, создание никакого другого учебника не имело столь радикальных последствий для развития всей человеческой мысли на протяжении последующих двух тысяч лет.
В словарях аксиома определяется как истина, не требующая доказательства ввиду своей очевидности. В этом смысле аксиомы являются выводами, к которым без особых усилий может прийти любой человек, даже далекий от цивилизации. Александрийскому мудрецу хватило пяти постулатов, на которые опирались «Начала». Первые три постулата гласили, что от всякой точки до всякой точки можно провести прямую; ограниченную прямую можно непрерывно продолжать по прямой и что из всякого центра с помощью соответствующего инструмента может быть описан круг. Четвертый постулат гласил, что все прямые углы равны между собой, а согласно пятому, если прямая, пересекающая две прямые, образует внутренние односторонние углы, в сумме меньшие двух прямых, то, продолженные неограниченно, эти две прямые встретятся с той стороны, где углы меньше двух прямых. Наиболее известные следствия пятого постулата гласят, что сумма углов треугольника равна 180°, а через точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну и только одну прямую, параллельную данной.
