Дольчино сам не понял своего предназначения: он счел себя провозвестником нового порядка. Он унесся в мир утопий, в видения Апокалипсиса, тогда как создан был для практической деятельности. Он видел четыре периода в жизни человечества (смутное отражение идей бегинов) – ветхозаветный век патриархов и пророков, апостольский, современный и будущий. Современный, начавшийся с папы Сильвестра и Константина Великого, был причиной унижения церкви, увлекшейся земными благами, соблазнившейся имуществом; из него церковь выйдет только самоотвержением и уничижением своих вождей, не пап, которые к тому не способны, а подвижников – постников, героев духовной силы вроде Доминика и Франциска. Для того чтобы быть достойным служителем церкви и духа, надо отказаться от всякой собственности и маммоны.
«Папа будет свергнут, – пророчествовал Дольчино в 1300 году, – а король Сицилии, Федерико Арагонский, через три года освободит церковь»
[87]. Пророчество отчасти сбылось, хотя желание Дольчино исполнил не тот король, на которого он рассчитывал
[88].
После этого должно было начаться духовное Царствие, весь мир преобразоваться в великую братскую общину, управляемую Святым Духом, который вселится на этот случай в него самого, следовательно, ему будет принадлежать духовная власть над миром. Вместе с тем он считал себя шестым Ангелом Апокалипсиса
[89]. Дольчино скоро стал главой общины, если далеко не столь значительной, как он предполагал, то и не особенно аскетической. У него нашлись сотни преданных людей, искавших нравственной чистоты и ради нее всегда готовых обнажить меч, но не отказывавших себе в удовольствиях брака. В Цебелло
[90] он видел новый Фавор, который был для его геройских последователей тем же, чем некогда Монсегюр для альбигойцев. Благородные мечтатели долго защищались здесь от крестоносцев Климента V, предводимых доминиканцами, но голод вынудил их сдаться
[91]. Страшные пытки и костер покончили с пророком. Его сестра во Христе или, точнее, жена сгорела вместе с ним.
Беда Дольчино была в том, что он не сознавал своего истинного призвания, не мог встать на настоящую дорогу и растратил богатые силы на мистицизм и визионерство. Это был полный контраст практической натуре Бернара Сладостного, который в эти самые годы так ловко и с таким успехом боролся за ту же идею терпимости, которая в сущности подвигнула Дольчино на его подвиг.
Исход дела Дольчино невыгодно отразился на провансальцах и их отношениях к инквизиции. Доминиканцы оказали столько услуг в Италии делу папства под Цебелло, что Климент V отныне стал видеть в них своих верных друзей. Потому инквизиторы, которые сожгли Дольчино и его жену, стали снова опорой папского престола.
Распоряжения кардиналов были уничтожены, и папа особой буллой воспретил всякое препятствие и помехи инквизиции при исполнении ею своих обязанностей. Те, кто некогда боролся с ней, были объявлены еретиками. Под эту категорию подпали, между прочим, и те, которые спаслись от королевских преследований по делу о доне Фернанде. Знакомые нам Проби, Гарсиа, Франса, Караман и другие горожане из Каркассона, Альби и Лимукса щедро платили в Лионе деньги при папском дворе разным кардиналам и родственникам Климента V, надеясь откупиться от наказаний. Кардинал Санта-Кроче взял две тысячи ливров, племянник папы – столько же, но тем не менее виновные должны были подчиниться церковным наказаниям, положенным трибуналом.
Бернар оставался на свободе, пока его соучастие в обществе бегинов не сделалось слишком явным, чтобы не повлечь к преследованиям со стороны папы.
Климент V смотрел на оппозицию францисканцев как на нарушение дисциплины и возмущение среди ордена. В булле «Исходя из рая» он, не осуждая духовенство, тем не менее, требовал их примирения с орденскими властями
[92]. Он упускал из виду своеобразность их богословских воззрений, которые, впрочем, не выработались в стройную форму, а только смутно бродили в умах этих отшельников. То, от чего отказался Олива, сделалось верой его последователей, за которую они готовы были пострадать; некоторые прибавили к тому свои собственные измышления.
История церкви представлялась их воображению в семи периодах. Сошествие Святого Духа, побиение святого Стефана, Никейский собор, Павел Самосатский, Карл Великий, святой Франциск и, наконец, умерщвление Антихриста, который народился в лице пап, отвергающих апостольский устав, – вот знамения этих периодов
[93]. Франциск в мистических выражениях признавался первым после Христа и его Матери; он воскресил церковь в Его духе; он был апостолом Апокалипсиса и, когда нисходил для властвования в шестом и седьмом периодах церкви, то прямо называл себя обновителем ее великолепия и ее хранителем. Плотская церковь должна пасть и замениться церковью святого Франциска.
Одно из положений Оливы, за которое продолжали ратовать де Казаль и его братья, было признано уже не мистическим, а явно еретическим и «ужасным». Папа, по учению де Казаля, грешил, если покушался менять устав святого Франциска или давал право собственности миноритам. Наконец, Римская церковь устами бегинов была провозглашена преступной, великой блудницей, потому что удалилась от истинного служения, чистой любви и утех Христа, супруга своего, прильнула к миру земному, его богатствам и прелестям, а потому служит дьяволу, королям, вельможам, прелатам и другим поклонникам этого царства.
Смерть Климента V и наставшая после него неурядица среди курии
[94] были причиной усиления бегинов. Они приобрели покровительство Федерико Сицилийского и поглотили в себе сходных с ними по проповеди итальянских последователей Сегарелли и Дольчино. В Лангедоке был центр оппозиции. Бернар Сладостный стал вождем ста двадцати братьев, живших в разных городах. Он решился употребить это воинство на борьбу за терпимость. Многие из них были схвачены и посажены в тюрьму. Каркассонский и безьерский монастыри францисканцев сделались открытыми центрами оппозиции против инквизиторов и вообще доминиканцев. В Каркассоне народ кинулся на доминиканский монастырь, овладел им, открыл тюрьмы и освободил пленных миноритов. Подобные же беспорядки в том же 1314 году были произведены в Нарбонне и Безьере – здесь напали на францисканские монастыри
[95], сменили в них начальство и ввели порядки новых «апостолов»
[96].
