Казалось, что схватка предстоит абсолютно неравная. Совсем недавно правительство массовыми арестами, ссылками, каторгой расправилось с молодежью, обратившейся к народу с мирной пропагандой. Оно ответило на убийство своих агентов, прокуроров и генералов от жандармерии показательными казнями (с середины 1878 по 1879 г. Россия увидела 18 виселиц, возведенных для казни политических преступников). Но так только казалось, наступало время яростного сражения власти и радикалов-народников. Описывая его, начнем, пожалуй, с сюжета достаточно важного, но относительно мирного.
Организацию «Черный передел» составили как 16 «старых» землевольцев, так и новые лица, разделявшие организаторскую часть программы «Земли и воли». Они рассчитывали продолжить пропагандистскую работу в деревне, но жизнь внесла в их планы свои коррективы и программного, и организационного порядка. Чернопередельцы, добровольно уступив «Народной воле» большую долю наследства «Земли и воли», получили свою часть денежных средств и типографского оборудования. Типография «Черного передела» начала работу в ноябре 1879 г., но уже в январе 1880 г. была раскрыта полицией. Вслед за этим последовал ряд арестов и в руководстве чернопередельцев.
Однако организация даже в таких непростых условиях продолжала разворачивать свою работу среди студентов и рабочих Петербурга, Москвы, Тулы, Харькова. Появились у нее связи и в военной среде. В отличие от «Народной воли», «Черный передел» принципиально не создавал единого центра, он существовал как федерация равноправных кружков. Наибольшим авторитетом среди товарищей, в силу опытности своих членов, пользовался Петербургский кружок, но с февраля 1880 г. девять из его активистов были арестованы, а Плеханову, Дейчу, Стефановичу пришлось эмигрировать в Швейцарию, где к ним присоединилась уже находившаяся там Засулич.
Большой проблемой для чернопередельцев стали не только репрессии со стороны правительства, но и параллельное существование их организации и «Народной воли». «И в Петербурге, и в Москве, и в Харькове, – свидетельствует О. Аптекман, – где пытались работать чернопередельцы, – везде одно и то же: безуспешность работы. На глазах чернопередельцев в провинции образовавшиеся было уже ячейки… оставляют вдруг свои позиции и переходят к народовольцам». Чем дальше, тем больше увеличивалась тяга радикалов к объединению ведущих народнических организаций. Однако реально они объединились лишь в ноябре 1881 г., уже на излете деятельности «Народной воли» и «кризиса верхов».
До этого же в рабочей, офицерской, студенческой, крестьянской массах чернопередельцы и народовольцы действовали параллельно, создавая немалую путаницу в умах сочувствующих радикалам людей. Наиболее прочные позиции народники завоевали в студенческой среде. В 1879–1882 гг. именно учащаяся молодежь делалась пропагандистами на заводах и фабриках, работниками народнических типографий, участниками террористических акций. Собственно говоря, ни чернопередельцы, ни народовольцы не нуждались в создании специальной студенческой революционной организации, костяк почти всех их кружков и без того составляли студенты. Однако какой-то центр молодежного движения был необходим, им стал созданный в январе 1880 г. кружок в Петербургском университете.
В силу относительной самостоятельности университетской жизни в вузах России сложилась совершенно уникальная ситуация. Как вспоминал известный историк С.Ф. Платонов, в знаменитом длинном университетском коридоре всегда стоял шум, можно было почитать или купить прокламации. Они лежали пачками на подоконниках и продавались открыто. Рядом, в гардеробе шли политические беседы, работали агитаторы, готовились сходки. Народовольцам грех было бы не использовать студенческую «вольницу».
В самом начале 1881 г. в университете прошел слух, что 8 февраля ожидается объявление какой-то царской милости студентам. Решено было отказаться от «подачки властей», выразив протест министру просвещения А.А. Сабурову. И вот актовый зал университета переполнен, здесь собралось более двух тысяч профессоров, студентов и сановной публики (среди студентов находились Желябов и Перовская). Демонстранты взялись за дело сразу же вслед за прочтением ректором традиционного отчета университета. Один из руководителей Центрального кружка произнес речь, подготовленную им накануне совместно с Желябовым. Зал, опешивший от неожиданности, выслушал почти до конца слова оратора о лживой политике правительства.
Когда же, опомнившись, он зашумел, то с двух сторон в партер полетели листовки. Демонстранты этим не ограничились, в поднявшейся суматохе один из членов Центрального кружка подошел к Сабурову, пытавшемуся утихомирить зал, и отвесил ему пощечину… После этих событий волнения в университете продолжались несколько дней, сходки и сбор средств в фонд «Народной воли» проводились на всех курсах. Университетский суд смог собраться только 12 февраля. Он передал дела двух зачинщиков протеста в суд уголовный, самолично наказав еще 72 студента.
Всего «Народная воля» создала в 70 городах России до 300 рабочих, военных, студенческих и гимназических кружков. Сложнее всего, как это ни парадоксально, складывались отношения «Народной воли» с крестьянством. Народовольцы – почти все в прошлом участники пропаганды в деревне – поначалу пытались создать на селе массовую организацию, но вскоре разочаровались в этой затее. Осенью 1879 г. господствующее среди членов ИК настроение выразил Тихомиров, раздраженно заметивший, что деятельность радикалов в деревне напоминает «наполнение бездонных бочек Данаид» и что пора перестать «биться около народа как рыба об лед». Справедливости ради надо сказать, что в это время даже среди самых упорных «деревенщиков» не находилось желающих вновь «идти в народ». Только осенью 1880 г. народовольцы вновь обратились к внимательному изучению положения в деревне.
То, что интерес радикалов к крестьянству вернулся именно в это время, не было случайностью. Осенью 1880 г. голод, вызванный неурожаем, охватил ряд губерний империи. Петербург, Москва, другие губернские города были наводнены сельской беднотой, вынужденной целыми семьями кормиться подаянием. Картина дополнялась брожением в деревнях, напоминавшим народовольцам о революционных, вернее бунтарских, возможностях крестьянства.
Партия начала работу в деревне с издания разнообразных анкет. В них ставились вопросы о поземельной общине, самоуправлении, уровне благосостояния населения. Но наибольший интерес у составителей анкет вызывали известия о бунтах, столкновениях с кулаками, данные об отношении крестьян к царю, слухи о переделе земли. Авторы анкет также просили сообщать о впечатлении селян от социалистической пропаганды в деревне. В сентябре 1880 г. тот же Тихомиров констатировал в «Листке “Народной воли”»: «В настоящее время… протест народный не ослабевает, масса возвышается даже до критики самого царизма. Остальные сословия, наиболее развитые, не могут идти в этом отношении ни в какое сравнение с крестьянством».
Вторым шагом «Народной воли» в деревне стала широкая пропаганда среди крестьян. По свидетельству Клеточникова, с осени 1880 г. партия поставила вопрос о создании цепи народовольческих кружков на селе. Желябов, будучи сыном крестьянина и знавший мужика подлинного, а не «шоколадного», особенно тяжело переживал известия о народных бедствиях. Он даже созвал специальное заседание ИК, на котором предложил именно теперь усилить пропаганду в деревне. «Крестьянство, – говорил он, – должно понять, что тот, кто… самодержавно правит страной, ответственен за жизнь и благосостояние населения, а отсюда вытекает право народа на восстание… Я сам отправлюсь в приволжские губернии и встану во главе крестьянского восстания, я чувствую в себе достаточно сил для такой задачи…» В связи с этим Желябов предлагал отсрочить покушение на царя и вплотную заняться подготовкой крестьянского восстания, но большинство руководителей «Народной воли» не поддержало эту идею.
