Использовав на процессе все права обвиняемого, вплоть до допроса свидетелей, Андрей Иванович заботился не о себе и не о сидевших рядом с ним товарищах. Он рассматривал суд как очередную и, видимо, последнюю для него возможность сразиться с Зимним дворцом. Выиграть этот процесс он, конечно, не надеялся. А вот политически, а то и по сути… Желябов наиболее отчетливо и полно продемонстрировал ту линию поведения на суде, которой будут пользоваться радикалы конца XIX – начала XX в.
И на Семеновском плацу за несколько минут до казни Андрей Иванович был спокойнее и сосредоточеннее остальных осужденных. Флигель-адъютант государя императора Несветович не мог скрыть досады, смешанной с восхищением: «Черт бы их побрал, этак к лику святых причислят этих великомученников!» На протяжении чуть ли не ста лет именно в таком качестве руководство «Народной воли» и проходило по Табели о рангах, установленной официальной советской историографией.
Николай Иванович Кибальчич
Кибальчич родился в 1853 г. в семье священника. В 1871 г. он поступил в Петербургский институт инженеров путей сообщения, а в 1872 г. перевелся в Медико-хирургическую академию, где и начался его революционный путь. В воспоминаниях землевольцев и народовольцев Николаю Ивановичу посвящено совсем немного строк. Наверное, его партийный псевдоним – Техник – во многом объясняет эту кажущуюся странность. Кибальчич был всегда в центре событий, в том числе и покушений на государя, и одновременно находился несколько в тени.
В 1878 г. Кибальчича – студента Медико-хирургической академии, обвиняемого в хранении запрещенной литературы, после трехлетнего заключения выпустили из тюрьмы за отсутствием состава преступления. Тогда же он согласился на предложение Александра Михайлова и Н. Квятковского вступить в террористический кружок «Свобода или смерть», возникший в недрах «Земли и воли». С тех пор Николай Иванович и начал заниматься изготовлением динамита в домашних условиях. До дня ареста он жил на конспиративных квартирах под постоянной угрозой или взорваться во время опытов, или быть задержанным на месте преступления. К концу 1879 г. ему и его помощникам все же удалось изготовить несколько пудов динамита.
Одесса. Подготовка к взрыву царского поезда. Среди главных действующих лиц – Кибальчич. Нет, он не будет закладывать мину под железнодорожное полотно или подавать сигнал к взрыву. Его дело – изобретение лучших запалов, доставка взрывчатки в Одессу, расчеты силы взрыва. Эта подготовительная работа отняла у Николая Ивановича столько сил, что, по воспоминаниям товарищей, при переезде из Одессы в Александровск он заснул в зале ожидания первого класса Харьковского вокзала. Введено военное положение в связи с возвращением императора из Ливадии в столицу, вокзал кишит агентами полиции, а один из главных террористов спит на диване в зале ожидания, поскольку четверо суток не смыкал глаз.
Подготовка Халтуриным взрыва царской столовой в Зимнем дворце. Кибальчич не встречался со Степаном Николаевичем, не видел планов дворца и не готовил покушения. Он в эти дни почти не выходил на улицу, готовя в домашних условиях, чуть ли не в кастрюлях, те килограммы взрывчатки, которые передавали Халтурину Квятковский, а затем Желябов.
Он производил динамит и тогда, когда его товарищи вели подкоп на Малой Садовой улице, готовясь к последнему акту затянувшейся драмы. А еще он успевал быть нелегальным литератором Самойловым, публицистом Дорошенко, хозяином подпольной типографии Агаческуловым. Ему принадлежит программная статья «Политическая революция и экономический вопрос», напечатанная в № 5 «Народной воли» в октябре 1881 года.
Так уж сложилась судьба Кибальчича, что прежде всего он вынужден был заниматься динамитом, этим «гремучим студнем» террористов и начинять им бомбы… Пустырь за Невой, против Смольного института. Здесь накануне 1 марта Николай Иванович обучал метальщиков обращению с новыми снарядами. Заодно это снаряжение и испытывалось, поскольку их подлинной мощи не представлял и сам изобретатель. Единственное, что Кибальчич мог сказать перед испытаниями, было: «Аппарат этот должен взрываться от удара и даже сильного сотрясения». Тимофей Михайлов по знаку Техника сильно бросил жестянку, завизжали осколки, полетели комья земли. Кибальчич первым подбежал к месту взрыва. Белый снег разорвала воронка, по ее краям виднелись пятна копоти, по снегу в радиусе 10–15 метров будто прошлись метлой – испытания были признаны успешными и на этом закончились. Николай Иванович ушел, чтобы после 15 часов непрерывной работы подготовить четыре бомбы к 1 марта 1881 г.
А на суде эксперты бесили председателя процесса Фукса, восхищаясь метательными снарядами Кибальчича и сожалея, что таких гранат, не имевшихся на вооружении ни одной из армий мира, нет и в русских вооруженных силах. Хорошо еще, что он не слышал отзывов о Кибальчиче и Желябове генерала Э.И. Тотлебена, который говорил: «Что бы там ни было, что бы они ни совершили (и это о цареубийстве!), но таких людей нельзя вешать. А Кибальчича я бы засадил крепко-накрепко до конца его дней, но при этом предоставил бы ему возможность работать над своими техническими изобретениями…» Действительно, властям стоило бы об этом подумать.
Когда эксперт, генерал Мравинский, заявил, что «гремучий студень», которым были начинены бомбы, убившие монарха, не мог быть изготовлен в домашних условиях, следовательно, он ввезен из-за границы, судьи оживились. Авторитетное мнение генерала позволяло нащупать в заговоре «против особы государя императора» заграничный след. Но все их надежды лопнули после выступления Кибальчича, который заявил: «Я должен возразить против экспертизы о том, что гремучий студень заграничного приготовления. Он сделан нами». И прочел лекцию о динамите, не забыв познакомить слушателей с историей вопроса.
Если бы генералы знали, чем занят Николай Иванович в заключении! Присяжный поверенный Герард, назначенный защитником Кибальчича, был поражен, когда, придя в камеру, увидел, что его 28-летний подзащитный озабочен не изысканием способов защиты, а проектом некого «воздухоплавательного снаряда». Николай Иванович торопился закончить математические расчеты не «воздухоплавательного», а настоящего космического аппарата. Впрочем, о космосе мечтал сам изобретатель, генералы же, если бы чертежи попали к ним в руки, рассмотрели бы в них новый вид оружия, чуть ли не прообраз реактивного миномета.
Кибальчич успел закончить расчеты и отправить их по начальству. Оно заверило заключенного, что передаст проект на экспертизу ученым. И он ждал 28, 29, 30 марта… Позади суд, впереди казнь, а ответа все нет. 31 марта Кибальчич написал новое письмо с просьбой встретиться с кем-нибудь из членов ученого комитета, рассматривавшего его проект. Письмо прочел министр внутренних дел и передал его секретарю. На прошение легла резолюция: «Приобщить к делу о 1 марта». А на проекте Кибальчича значилось следующее: «Давать это на рассмотрение ученых теперь едва ли своевременно и может вызвать только неуместные толки». Так он и пролежал в архивах МВД до февраля 1917 г.
Как показало время, не один Кибальчич среди народовольцев был подлинным ученым. Почетный академик Н.А. Морозов, химик, историк, религиовед; крупнейший биохимик, академик А.Н. Бах; член-корреспондент Академии наук антрополог и этнограф Л.Я. Штернберг; профессор-геолог И.Д. Лукашевич; Ю.Н. Богданович, разработавший проект аэроплана, – все они в молодые годы являлись членами «Народной воли».
