14 января 1880 г. тайное стало явным. В ответ на требование полиции открыть дверь революционеры-печатники открыли огонь из револьверов. Пока из казарм прибывала вызванная жандармами на подмогу воинская часть, в типографии пылали костры – сжигались секретные бумаги, уничтожались знаки безопасности, бились стекла в окнах, чтобы предупредить товарищей о провале типографии. Ворвавшиеся в конце концов в помещение полицейские избили всех, а затем связали им руки. Только после этого они обнаружили в задней комнате тело застрелившегося Лубкина (Птахи). Провал ненадолго прервал выпуск народовольческой литературы. Уже в мае 1880 г. Александр Михайлов организовал в столице «Летучую типографию» «Народной воли». Роль ее хозяев играли Н. Кибальчич и П. Ивановская.
А Халтурина товарищи начали торопить. Особенно после того, как в последних числах января прошел слух о переселении столяров в другое помещение. К тому же Степан Николаевич осунулся, похудел, лицо пожелтело – таковы были последствия воздействия на него паров спрятанного им в своей кровати динамита. Но он упрямился, хотел действовать наверняка, требовал еще и еще взрывчатки (Желябов даже поинтересовался, не собирается ли Халтурин «пустить в распыл весь стольный град?»). Когда же в комнате столяров Зимнего дворца скопилось более двух пудов динамита, ИК приказал Халтурину: взрывать! Сделать это удалось далеко не сразу.
Наконец, 5 февраля 1880 г., подойдя к ожидавшему его Желябову, Халтурин буднично произнес: «Готово!» Почти одновременно с его словами раздался мощный грохот, зазвенели вылетевшие из окон стекла и погасли огни во всех покоях Зимнего дворца. Смотреть дальше, изображая обычных зевак, казалось опасным, и Желябов увел Халтурина на конспиративную квартиру. Подробности происшедшего во дворце подданные империи узнали из газет. 5 февраля у его величеств «имел место быть парадный обед» в честь приезда в Санкт-Петербург великого герцога, принца Александра Гессенского. Именно в ходе него «враги царя и Отечества» и попытались совершить свое «черное дело».
Радикалов вновь подвела железная дорога – поезд принца опоздал на полчаса, и эти 30 минут спасли жизнь российского императора. Надо учесть и то, что двух пудов динамита оказалось недостаточно, поскольку от комнаты столяров царскую столовую отделял целый этаж, занятый кордегардией (помещением для солдат охраны). Взрыв под столовой раздался в тот момент, когда «величество» и «высочество» встретились в Малой маршальской зале, не дойдя до комнаты охраны. Взрывом было убито 10 человек охраны и лакеев и еще 56 человек оказались ранены.
«Только во время уже разгоревшегося восстания, – писал чиновник Н. Плансон, – бывает такая паника, какая овладела всеми… По всей России все замолкли: в клубах, гостиницах, на улицах и на базарах… И как в провинции, так и в Петербурге все ждали чего-то неизвестного, но ужасного. Никто не был уверен в завтрашнем дне». По настоянию окружающих Александр II никуда не выходил и не выезжал из дворца с 5 по 19 февраля (даже не побывал на благодарственном молебне в честь его счастливого избавления от опасности, совершенного в Казанском соборе).
То ли поддавшись панике, то ли стремясь предупредить недоразумения с подписчиками, респектабельные и по-английски корректные корреспонденты лондонской «Таймс» обратились к своим читателям из Петербурга. «Мы предупреждены, – заявили они, – что 2 марта предположено взорвать три главные улицы Петербурга. Если такой дьявольский план будет выполнен, ваш корреспондент и один из его коллег, которые имеют счастье жить на упомянутых улицах, не будут иметь удовольствия сообщать вам больше сведений о русских делах на этом свете».
Пытаясь противостоять террористам, правительство обнародовало рескрипт о создании «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Во главе ее был поставлен граф М.Т. Лорис-Меликов. На счету этого 55-летнего генерала были победы над турками на Кавказе и над чумой в Поволжье. Будучи в свое время назначенным генерал-губернатором в Харькове, он сумел нейтрализовать усилия террористов на подвластной ему территории. Не отказываясь от репрессий, он путем смягчения цензуры и обещаниями реформ привлек на свою сторону либералов, отрезав тем самым террористов от их поддержки. Похожую же тактику Лорис-Меликов попытался проводить и в масштабе всей России.
Он отправил в отставку ненавидимого обществом министра народного образования Д.А. Толстого, назначил сенатские ревизии в ряде губерний, с целью выяснения причин недовольства крестьян, смягчил цензурный режим, на словах упразднил III отделение, на деле передав его функции другим органам. М.Е. Салтыков-Щедрин, близко знавший графа, создал в романе «Благонамеренные речи» образ государственного деятеля Тебенькова – этакого двойника диктатора. «Мы так чувствительны к браздам, – цинично рассуждал Тебеньков, – что малейшее изменение в манере держать их уже ценится нами. И вот, когда я ослабил бразды, когда все почувствовали это, – вдруг началось настоящее либеральное пиршество… Литература ликует, студенты ликуют, женщины ликуют, все вообще, как сговорились, выходят на Невский с папиросами в зубах. И заметь, я ничего не дозволял, я только ничего прямо не воспрещал».
Претворяя в жизнь свою программу, Лорис-Меликов, с одной стороны, за 14 месяцев своей диктатуры вынес 18 смертных приговоров революционерам, а с другой – обещал расширить права земств, переименовал III отделение, заменил одного ретрограда на посту министра народного просвещения другим, более управляемым, разрабатывал проект государственной реформы, названной конституцией, на деле же таковой не являвшейся, Отметим, что при появлении в России определенных условий проект Лорис-Меликова мог способствовать возникновению в ней предпарламента, а затем и подлинно выборного органа власти. Его политика произвела некоторый эффект, во всяком случае, либералы, в массе своей, решили вновь поставить на правительственные реформы.
Для народовольцев же события 5 февраля вновь оказались неудачей, но не стали завершением их схватки с верховной властью. Перовская, Саблин, Исаев, Якимова начали готовить новое покушение на железной дороге. Однако при опытах с самодельной миной Исаеву оторвало несколько пальцев на руке, задело взрывом и Якимову. Подготовку этого покушения пришлось свернуть. Михайлова же давно привлекал Каменный мост в Петербурге, перекинутый через Екатерининский канал. Императорский экипаж, следуя с вокзала в Зимний дворец, никак не мог миновать этот мост. Возникла идея минировать и взорвать его под царским экипажем.
На разведку выехала целая экспедиция: на руле лодки – Макар Тетерка, на веслах – Желябов. Кроме них – Баранников, Пресняков, Грачевский. Осмотрели мощные опоры, измерили глубину дна на месте предполагаемого взрыва. Выяснилось, что динамит необходимо заложить в опоры моста, что незаметно можно было сделать только под водой. Взрывать же его удобнее всего было с мостков, на которых прачки полоскали белье. Кибальчич подсчитал, что для успешного покушения необходимо не менее семи пудов взрывчатки. Он же придумал и оболочку для нее – четыре гуттаперчевые подушки. Их опустили с лодки к опорам моста, провода подвели под мостки для прачек.
Однако вскоре стало не до покушений. 24 июля 1880 г. полиция арестовала Преснякова. «Народная воля», отложив покушения, ждала окончания судебного процесса над ним и Квятковским. Объявленное террористами «перемирие» не помогло – 4 ноября оба народовольца были повешены. А 28 ноября организация понесла еще одну тяжелую утрату – был арестован Александр Михайлов. Невольно вспоминались и другие недавние потери – Бух, Иванова… «Мы проживаем капитал», – мрачно констатировал Желябов. Хотелось подсчитать силы, осмотреться, понять, на что теперь можно надеяться. Пятьсот членов организации на бескрайних российских просторах – этого явно недостаточно для руководства всероссийским восстанием, катастрофически мало даже для совершения государственного переворота. Нужно было что-то предпринять, чтобы взорвать атмосферу безнадежности, всколыхнуть общество и народные массы.
