– …прочь стремим свой бег: от солнца снова в ночь…
– Что?
– Нет, ничего. Любимый поэт. Corona astralis. Законы слова в силе… Вдаль, по путям парабол безвозвратных…
Тем флорентийским прогулкам я обязана стихотворением:
Флоренция, мой город роковой,
Ты целовал меня устами твоих холмов,
В неверности мне клялся твоим Буонарроти.
Не возражала я: ты мне мил любой,
На спаде и на взлете.
Флоренция, меня на ключ закрой
В твоей секретной келье
Молиться за тебя, с тобой,
Рифмуя Никколо Макиавелли
С запретом католической постели.
Флоренция, ты – маленькая Греция,
Европы пуп и темный, и тугой.
Хочу в тебя, как в шкуру льва, одеться
И в степи увезти с собой.
Шива на Капри
В конце 1989 года второй съезд международного симпозиума по той же теме, что и во Флоренции, проходил на Капри. В нем принимали участие итальянские русисты, а также падре Эджидио Гуидубальди, легендарный монах-иезуит, доктор философии, филологии и психологии, доказывавший, что отсчет революционной эры в России следует вести не со взятия Зимнего, а с убийства императора Александра II 1 марта 1881 года. С российской стороны прибыла команда из Института мировой литературы: его замдиректора, классик советского литературоведения П.В. Палиевский, научные сотрудники – знаменитый идеолог, критик В.В. Кожинов, автор книги серии ЖЗЛ «Бортнянский» К.П. Ковалев, в дальнейшем видный деятель в разных сферах культуры, а также вездесущий мастер предисловия С.И. Бэлза и др.
С моей стороны был подготовлен доклад по творчеству Велимира Хлебникова. Без футуристов нет будущего ни у христианства, ни у коммунизма, ни у буддизма. Люди будущего – футуристы. Азъ Будду Веди.
Туристы – это константа переменного состава, населяющая Капри – остров-торт на лазурном блюде Тирренского моря. А чтобы отведать этот торт, нужно заглянуть в его бухты, гроты, утопающие в цветах уголки. Чем все и занимались в нерабочее время. Мы со Святославом не были исключением. Тропинка вилась по гористому побережью, внизу из воды возвышались скалы Фаральони, заставляющие замереть в ожидании, когда же они сдвинутся? «Работой на небе старинной, // Созвездий битвой занят бог, // А ты меж Сциллой и Харибдой // Пройди в сверкающий чертог».
Мы рассуждали о том, что ведь недаром существует поверье: кто проплывет между этими скалами, тот станет любимцем Фортуны. Проплыть – это уже удача смелого. А смелого все уважают, даже сильные мира сего, хотят общаться с ним – в этом и состоит удача. Пытаться проплыть, правда, мы не стали – не было ладьи, а вот в виде лодки предоставляли ее для посещения Голубых гротов. Мы думали со Славой, что вплываем через арку в скале в Голубые гроты, а попали в царство сверкающих аквамариновых самоцветов, чьи отражения играли, вспыхивали, колыхались не только на лазурной поверхности воды, но и на стенах и сводах скалы. Зрелищам природы нет равных на рукотворных подмостках. Красота ее приводит в такой же восторг, как вдохновение, подаренное музой, а оно сильнее любых наркотиков; вероятно, священный напиток древности сома так же окрылял душу и просветлял рассудок.
Тропа вдоль побережья шла мимо входов в пещеры. Я стала делать то, что не рекомендуется делать туристам в Индии: принимать позы индийских богов. В литинститутовские годы я посещала курс классического индийского танца бхаратанатьям при МГУ на Воробьевых горах, выступала с коллективом на концертах в его клубе, а с его неоспоримой звездой Еленой Добровольской, основавшей потом студию «Сарасвати» в Москве, с парными танцами в нескольких ДК столицы на концертах для призывников.
Капри – юг, но и на юге бывает зима. Пальто мешало, пришлось сбросить, чтобы принимать позы Шивы, Натараджи, Будды.
Весь бхаратанатьям – это танец танцев, повествующий о жизни богов, фактически является чередой, моментами молниеносной, их поз, с логичным и гармоничным переходом от одной к другой. Его называют йогой в движении. Да и йога в основе своей динамична, основа «га» обозначает движение: нога, дорога, телега, бродяга, gegangen, gate, go, gamba, Ганг, Волга.
Святослав приговаривал: «Шива приехал на Капри». «Жива сам Бох», – шутила я, перелаживая на русский название индийского танца Bho Shambo. Бхаратанатьям – танец танцев, послание богов, панацея от всех болезней, творец телесной пластики, инструмент достижения абсолютной гармонии, когда человек пребывает в состоянии полного счастья в его высшей форме – беспричинной эйфории. Если хотите, летает наяву. А как говорил махатма Ганди, человек приходит в мир для счастья.
Фотографию еще можно назвать моментографией: благодаря ей сохранилась память о том, что мы еще проходили мимо виллы, далеко непролетарской, на которой семь лет жил Максим Горький с супругой, о чем и сообщала мемориальная доска на ограде. А в гостях у Горького побывал цвет нашей культуры и истории тех лет, от Ленина до Бунина.
Вечером все участники и слушатели симпозиума собрались на террасе, шло самое живое общение, смеялись, зазвучала музыка. Это Вадим Валерианович Кожинов взял в руки гитару и начал петь свои песни. Сейчас его назвали бы бардом. Но тогда это слово не было в ходу. И хотя вид у барда был замученный: может, еще не отдохнул с дороги, но пел он и играл – заслушаешься. Допеть ему, однако, не дали итальянские горячие парни, статисты, недавно снявшиеся в последнем фильме Феллини и жаждавшие внимания, они тоже ударили по струнам и запели, вернее, затрубили молодыми крепкими глотками. Но когда они закончили, снова запел поэт русского простора. Казалось, установился своеобразный музыкальный диалог. В песне был сюжет, он интригующе развивался, но после пары куплетов Кожинова снова прервали молодые глотки: никого, кроме себя, они не хотели слушать. Его пение – откровение русской души на красочном, праздничном и праздном острове – звучало неожиданно и волнующе, вызывая призрак степи, бескрайнего простора.
Потом мы гуляли при луне вдоль берега. Декабрь, а ночь майская. Святослав искупался, я только прошлась босиком по воде, о чем сильно пожалела: сильно прихватило горло и периодически прихватывало в течение двух лет. А Святослава ночное купание в декабрьском море взбодрило: здоровье у него было луженое. Два дня на Капри, с 30 ноября по 1 декабря 1989-го, пролетели в мановение ока. Уезжала я, не повидав других красот сказочного острова: садов императора Августа или церкви Св. Стефано на фундаменте древнего храма, как и почти все христианские церкви, о чем иногда гласят их названия, например, Сан-Джованни на Венере в Абруццо.
Сейчас, занимаясь раскопками в памяти, перебирала архив и наткнулась на забытое вольностишие от 14 декабря 1998 года.
С. Б
Вы были Катуллом,
помните?
Мы гуляли на берегу бухты,
Палочкой от дикого шиповника
Вы на песке выводили буквы.
А еще, помните, пощечину
в глубине парка?
Вы сказали: «Очень
от объяснений таких жарко»
И поймали обожженную руку,
Приложили прохладные губы.
Помните, факелом пылала луна?
Я пыталась читать на песке буквы,
Но их слизывала волна.
Я вбежала в комнату,
Открыла в нимбе лунном тетрадь
И рукой обожженной стала писать —
Поцелуй горел, как раскаленная печать
Или как
Огненный мак.
Помните?
Впрочем, вы остались во глубине парка
На берегу бухты далекой,
Теперь туда летят думы и строки.
Долгое время до этой поездки я пребывала в тупом, полумертвом, довольном собой и своим обедом косноязычии, не могла сложить трех слов. Но там пробудилась. Как назывался симпозиум?
