Муслим Магомаев: «Святослав Бэлза запоминает на всю жизнь. И его мозг хранит сведения про все на свете, а не только его любимые музыку и литературу»
(Отрывок из книги: Муслим Магомаев. Любовь – моя мелодия. М.: Вагриус. 1999. С. 282–284.)
После передач о Марио Ланца ко мне обратились из музыкальной редакции ТВ и предложили сделать то же самое, только для телевидения. Но поскольку я не люблю рассказывать, сидя перед камерой, как бы никому, а только этому неодушевленному предмету, то я сказал, что мне нужен собеседник. Мне нужно, чтобы во время разговора меня кто-то переспрашивал, даже перебивал – то есть чтобы была живая беседа. И предложил пригласить в передачу Святослава Бэлзу.
Мы сделали с ним целый цикл «В гостях у Муслима Магомаева». После двух передач о Марио Ланца, на которые пришло очень много благожелательных откликов, было решено продолжить эту работу. Договорились, что будем рассказывать и дальше о тех певцах, которые мне очень нравятся, о ком я могу говорить с особой любовью. Так вышли в эфир передачи о Марио Дель Монако, о Хосе Каррерасе, о Пласидо Доминго… А потом были сделаны передачи и о эстрадных певцах самого высокого уровня – Элвисе Пресли, Фрэнке Синатре, Барбре Стрейзанд, Лайзе Миннелли. Последней работой в этом цикле был рассказ о великом дирижере Артуро Тосканини. Но на телевидении наступили сложные времена, и подготовленная нами передача, кажется, не была даже смонтирована…
Работая со Святославом Бэлзой, я поразился его эрудиции, его невероятной памяти. Например, готовя передачу, я заранее выстраивал материал, что-то записывал, чтобы не забыть, а Слава за полчаса до эфира окинет этот материал глазом вскользь и потом выдает все чуть ли не наизусть. Вспоминает и за меня все события моей жизни, даты – где, в каком театре я пел, что пел… Компьютерная память!
Вот о моей памяти этого не скажешь: хроникер из меня неважный. И книга эта рождается стихийно – что вспомнилось, то вспомнилось. А если кого-то или о чем-то не упомянул – не обессудьте.
Это у меня с детства. Я уже рассказывал в начале книги, что мне в школе не лезла в голову математика. Вернее сказать, лезть-то она лезла, но сразу же обратно и вылезала. Видимо, уступала место музыке. И уже став взрослым, я не всегда помнил даже важные семейные даты. Как-то позвонил мне дядя Джамал и говорит: «Поздравляю тебя!» – «С чем?» – «С днем рождения твоего дяди…»
Память моя эмоциональна и избирательна. Например, я очень люблю смотреть по телевидению научно-популярные программы. Увлекаюсь, переживаю увиденное и услышанное. Но только минут десять после передачи, а потом – как и не было. Защита какая-то в моей натуре, что ли? Чего не надо запоминать надолго, то и не надо. А возможно, все эти познания переплавляются у меня во что-то другое… Существует память моторная, пластическая (на жесты, движения), есть зрительная, а есть эмоциональная: кольнуло, зацепило душу, чувства – запомнилось.
Есть люди, которые (как студент перед экзаменом) могут запомнить много – но на короткое время. Слава Бэлза запоминает на всю жизнь. И его мозг хранит сведения про все на свете, а не только про его любимые музыку и литературу. Он может не разбираться в тонкостях алгебры, но, просмотрев учебник, наверняка завтра сможет читать лекцию по этой «премудрой» дисциплине.
Почему Бэлзу приглашают на различные церемонии, фестивали, конкурсы, просят вести и комментировать оперные спектакли, симфонические циклы? Да, импозантная внешность, рост, усы, бабочка; да, природное джентльменство. Но ведь видных ведущих много, знающих – единицы. Даже если какой-то ловко актерствующий ведущий может выучить назубок текст и при случае козырнуть несколькими стихотворными строками или особой фразой, пыль пустить в глаза псевдоэрудицией, покрасоваться, то не всегда такому ловкачу удается удержаться на уровне высокой культуры, истинной интеллигентности.
Отсутствие общей культуры можно скрыть – к примеру, не оговориться, не запутаться в трудном слове или ударении, – а вот внутренней – нельзя. И разница между этими вещами очевидна. Человек внутренней культуры, как всякий живой человек, может ошибаться, но он, в отличие от человека просто образованного, знает, что ошибся. Более того, знает, как ошибку исправить. И тут же, не стыдясь этого, исправляет.
Андрей Максимов. Родной далекий человек
В моей телефонной книжке, или, как сейчас принято говорить – телефонной базе, не было телефона Святослава Игоревича Бэлзы.
Это я понял только тогда, когда его не стало.
Меня пригласили на какой-то телевизионный эфир, сказать о нем пару слов. И вот там, на эфире, я впервые увидел двух его сыновей, и узнал, что, оказывается, в конце жизни он жил совершенно один. И понял: как же мало я, в сущности, знаю об этом человеке, с которым был знаком ни один десяток лет.
И про телефонную книжку – базу осознал именно тогда.
Удивительное дело: мы столько раз встречались, столько выпили всякого разного во всяких разных городах и странах, и никогда не перезванивались!
Он не был мне близким человеком, скорее – далеким. Но при этом – человеком родным.
Как такое может быть?
Поверьте: бывает. Родным по мировосприятию, по ощущению жизни, по тому, что и как он делал.
Святослава Игоревича я сначала увидел, причем, не на экране, а в неформальной, как говорится, обстановке. А потом уж, через много лет, познакомился.
И такое может быть?
Может.
Я был в ту пору совсем молодым журналистом, и меня отправили брать интервью у Игоря Федоровича Бэлзы. Отец знаменитого телеведущего был известный музыковед, но не это было в нем главным. Все журналисты середины 80-х годов прошлого века знали, что Игорь Федорович, что называется, «энциклопедически развитый человек», обязательно расскажет какие-нибудь истории, байки, и особенно умничать, выказывая свои знания, не будет.
Честно говорю, не помню точно о чем было интервью, по-моему, про «Трех мушкетеров» Дюма, но, может, и нет. Все-таки уйма лет с тех пор прошло.
Более всего мне, молодому совсем человеку, запомнилось, как строго беседовал Игорь Федорович со своим сыном. Может, это, в принципе, для них было не характерно, но Бэлза-старший говорил Бэлзе-младшему суровые слова суровым тоном, а Бэлза-младший слушал не подобострастно, но внимательно.
Стоял на пороге комнаты и внимал. В том, как он это делал, читалось огромное уважение к своему отцу. Прощаясь со мной, Белза-младший едва поклонился одной головой – и это тоже запомнилось, уж больно было не характерной жест для Советской эпохи.
Познакомившись с сыновьями Святослава Игоревича и внуками Игоря Федоровича, я понял: как им нелегко. Уж больно высоко поднята планка фамилии. На примере Бэлзы четко видно, что такое династия: это ведь не передача профессиональных навыков, точнее – это именно передача профессиональных навыков в главной нашей профессии – человек. Это передача серьезного, несуетного отношения к миру. Это передача безусловного уважения к каждому человеку просто на основании того, что это – человек.
