3
…Ждал! Узнать его было трудно: без привычного пиджака и галстука, зато в рубашке с короткими рукавами, в длинных мятых шортах, болтающихся на худых ногах, Яков шел им навстречу.
– В каком ты виде, господи! – воскликнула Ада.
– Что курим? – хрипловато отозвался брат и сгреб ее в объятиях.
…Это и есть воссоединение семьи, осознал Ян. Судя по приветствию матери, оно могло состояться в любой части земного шара, но произошло здесь, в необъятном нью-йоркском аэропорту, где вокруг обнимались, всхлипывали, смеялись. На табло мелькали, сменяя друг друга, рейсы, мимо катили чемоданы люди, не озабоченные воссоединением с оставленными семьями или, наоборот, спешащие к ним. Они лавировали между встречающимися, бормоча невнятные извинения, и никому ни до кого не было дела.
– Тебе что, носить нечего? – наседала на брата Ада.
– На улице восемьдесят, ты расплавишься в этом скафандре, – хмыкнул Яков. Увидев недоумевающее лицо сестры, пояснил: – Фаренгейта в смысле. Примерно двадцать семь по Цельсию.
Ада поджала губы. «Скафандр», малиновый шерстяной костюм, она сшила на заказ в лучшем ателье перед отъездом и очень себе в нем нравилась.
Они вышли из терминала, и Америка дохнула на них своим жарким апрелем, оглушила новыми звуками – кончился транзит, достигнута последняя веха. Новый континент, новый язык, новая жизнь.
Или старая, потому что они снова втроем, как прежде, но по новым, иным правилам и законам, которые предстояло освоить.
Еще три часа летели к Тихому океану, в Сан-Армандо-сити, где жил Яков.
Ада не скрывала разочарования: американский Ладисполь. За окном такси мелькнул супермаркет, стоянка для машин, аптека, судя по неоновому красному кресту, футбольное поле, несколько ресторанов. И виллы, виллы; больших домов не видно. Скорее городок, чем город. «Сити», называется; много шума из ничего.
– А ты что, в Чикаго хотела жить? – уязвленно спросил Яков. – Эт-т… дура. Тут, если хочешь знать, сосредоточены мощные технологии… – Махнул рукой, видя, что сестра не слушает. – Осваивайся: вот это – твоя комната, здесь ванная. Отдыхай.
Как Яшка похудел… Если б Ян оторвал взгляд от первого в своей жизни персонального компьютера, он увидел бы, с какой нежностью мать смотрела на брата.
– Твой? – восхищенно спросил Ян.
– И твой тоже, быстро освоишь. У вас там еще не внедрили?.. Смотри, тут все просто…
Америка, конечная веха пути.
Первый шаг – удостоверение личности.
Чиновница государственного департамента споткнулась взглядом об имя Йоханан, исполненное сложной комбинацией латинских букв. Написанное, оно потеряло всякую связь с обладателем. Яков суетился рядом.
– Jonathan? – предложила чиновница.
Свифт, лилипуты, йеху… Становиться Джонатаном или банальным Джоном, как усердно подсказывал Яков, казалось ему нелепым, однако невозможно было (да и не хотелось) объяснять дядьке, что Йоханан, «отцовская причуда» – это мальчик Ганик, стоящий босиком на длинном, горячем от южного солнца балконе, – мальчик, который вырос и неожиданно вспомнил себя в долговязом парне, прилетевшем на похороны отца, услышав прозвучавшее в утреннем воздухе имя: «Ханан!».
Его имя.
– Jonathan? – терпеливо повторила женщина.
Ян мотнул головой.
– Ян Ханан.
Разговора с Яковом не получалось – за десять лет накопилось так много, что не понятно было, с чего и как его начинать. И был сегодняшний день. Сиюминутные дела вытесняли все накопившееся, поэтому настоящий разговор отодвигался. К тому же Яков забрасывал беспорядочными вопросами. Кто из институтских уехал? На черта тебе двойное имя, какой ты Ханан? Пятый троллейбус еще ходит? Ах, только до вокзала?.. Тысяча лир – это сколько сейчас, доллар?! А Гринвалдс защитил докторскую? Ксенька, говоришь, родила? Замуж не?.. Правда, что Сахаров?.. Ответы слушал вполуха, задавал новые вопросы, советовал, что говорить на интервью, как одеваться, составлять резюме, покупать продукты, куда ходить и с кем общаться.
Сам Яков не общался ни с кем, кроме сотрудников, и только по работе.
Идею университета он поначалу встретил в штыки: за каким чертом это надо? Хорошая работа даст больше, чем любой университет. Или ты, как она, – кивок на комнату сестры, – тоже всю жизнь учиться собираешься?..
Утром Яков вынул из холодильника бекон, яйца и неохотно процедил, не поворачиваясь к Яну, что вообще-то диссертация имеет свои плюсы; может, и правда поискать университет поближе.
– Мы хлопья купили, будешь? – спросил Ян.
– Я что, грудной?! – взорвался Яков. – Молоко хлебать?
Яростно шипела сковородка, лилась вода, мать из комнаты возмущенно кричала: «Горит у вас что-то, горит!..»
Яну почудилось, что никуда он не уезжал и не было ни сказочной Вены, ни яркого лукавого Рима, а только знакомая комната – сейчас он встанет со своего дивана за книжной секцией, чтобы выйти к столу: мать с грохотом поставила шипящую сковородку и сердито стучит тарелками: «Сколько я буду ждать?!», и маленькому мальчику хочется вжаться в бабушкино платье.
Звякнула упавшая на пол вилка.
Но можно взять сигарету и выйти на балкон, откуда видны горы вдалеке и густой туман окутывает каждую чалмой облака, а верхушка протыкает эту чалму, с графической четкостью проявляясь на утреннем небе.
Найти университет. И – подальше отсюда.
В супермаркете Ада завязала знакомство с русскими, «очень милые женщины, хоть и простоваты». Простоватые ходили в какой-то колледж, учили английский. Слово «колледж» оказало на Аду гипнотическое воздействие: колледж, вот ей куда нужно. Ее прикрепили к Саманте, социальному работнику для новоприбывших. Трудное имя (в середине этот идиотский звук, когда нужно язык просовывать между зубами) принадлежало толстой молодой – не старше тридцати – женщине с неухоженными светлыми волосами, румянцем и такими щедрыми бедрами, что странно было, как она натянула на них модные рейтузы. В мелкий цветочек, что особенно возмущало Аду. Помучившись дома со словарем, она пыталась объяснить Саманте, почему такой срам ей носить нельзя. В слове «эстетика» тоже был этот проклятый звук «th», поэтому Ада напирала на более безопасную гармонию: дескать, если тебя так разнесло в нижнем этаже, так и носи продольную полоску – для гармонии. Саманта смеялась и спрашивала: why? А why, спрашивается, такое на себя напяливать, кипятилась Ада. О, посерьезнела американка, но ведь это очень sexy.
Ни черта не поняла, лахудра.
Зато записала новую подопечную в колледж и дала ценные советы, как оформить денежное пособие и получить отдельную квартиру.
День Ады был заполнен до предела. Колледж, уроки (все домашние задания выполняла неукоснительно), хозяйство – ведь она приехала, чтобы помогать брату, возложила себя на алтарь – он одинок, у него десять лет не было рядом родной души; а теперь… Теперь все пойдет иначе.
