«Тео Маркович, я снова чуть не написал “здравствуйте” – трудно привыкнуть, что теперь это неуместно, простая вежливость абсурдна. Как в Библии, я недавно раскрыл наугад и прочитал: “…не ешь хлеба и не пей там воды и не возвращайся тою дорогою, которою ты шел”. Вы – т а м, где не нужны ни вода, ни хлеб и где я легко говорил Вам “ты”, как во сне. Т а м – это и есть сон.
Начав Вам писать, я некоторое время думал, что переступил зыбкую грань и оказался по ту сторону. К счастью, нет: сканирование подтвердило, что мозг не затронут. А потому буду продолжать.
В самом начале, когда я узнал о болезни, самым важным было скрыть от Юльки мою панику. Скрывал, покуда были силы, а теперь и сил не осталось, но и паники больше нет. Юлька тоже не паникует. А в глазах отчаяние.
Недавно я попросил: “Съезди в Париж… потом”. Она рассердилась: “Зачем мне Париж без тебя?!” Мне стало стыдно. Разве я поехал бы на Остров без нее?
Мой фильм о Кельнском соборе прекрасно лег на органные хоралы Баха, исполняет Лионел Рогг. Слушаю каждый день по диску. Мать из консерватории вынесла твердое убеждение, что композитор Бах сочинял реакционную церковную музыку. Переубедить ее невозможно. Конечно, раз “церковная”, то “реакционная”, и никто не задумывался, что для Баха музыка – разговор с Богом, особый язык. А как, интересно, могла возникнуть идея Бога без ощущения Его присутствия?.. Когда я слушаю Баха, я начинаю понимать это – вернее, приближаюсь к пониманию.
…“Нагим пришел я”, да; но если бы можно было что-то унести с собой, я взял бы музыку. Впрочем, она и так останется со мной.
…Что-то отмирает, отмирает навсегда. Спешу – делаю новый альбом и в то же время понимаю: не успеть.
Я очень мало успел и даже письмо сегодня не допишу.
Не прощаюсь, я ведь не здоровался. К тому же скоро встретимся».
– Все, малыш. Укладывайся. Где твоя пижама? Вот она; надевай.
– А сказку? Ты обещала.
– Конечно! Залезай под одеяло. Ну вот: жила-была принцесса…
– Лучше про Джека. Который построил дом.
– Разве ты не помнишь? Джек построил дом. А сам уехал.
– Куда?
– В другой дом. Старый, уютный, в нем было цветное окошко. Как у тебя в калейдоскопе. Джек любил свой старый дом и не собирался переезжать в новый.
– Потому что там не было цветного окошка?
– Да, пожалуй… Кроме того, в новом доме не было места для Джека. Там жила птица-синица, кот и… Вспомни: кто еще?
Чижик улыбнулся и с удовольствием перечислил обитателей бесхозного дома. Дойдя до слов: «…ленивый и толстый пастух», он зевнул, запнулся на слове «бранится» и закрыл глаза. Когда Юля приподнялась, он снова распахнул их и сонно спросил:
– А дальше?..
– Спи, Чижик…
Немножко, чуть-чуть, не хочу – под эти слова проходила осень. Опять приехал Алекс. Огорчился, узнав, что Ян перестал ездить к китайцу: «Ты пил его травы?..» Фильм про танец с мечом ему понравился; копию диска увез с собой.
Травы, купленные у Чжу Си, напоминали корявый хворост. Их следовало кипятить в огромной кастрюле, долго настаивать и после тщательного процеживания пить. Аппетит, и так слабый, травы отшибали начисто. Через несколько дней Ян отказался: «Больше не буду. Противно».
Миха прислал коробочку с ампулами – редкое швейцарское лекарство. Врач покачал головой: «Этим лечат рак яичников».
Люди звонили, приезжали в гости, давали советы. «Все хотят как лучше, – спокойно констатировал Ян и смотрел на Юльку. – Почему соловей замолчал? Я за него боюсь».
Она купила джинсы меньшего размера – Ян потерял двенадцать килограммов.
Действительно: хотели как лучше. Вдруг позвонил Шлыков и сразу после «как дела?» закричал про мумие, которого на Алтае «как грязи», про своего дружбана с бизнесом и что «я с ним договорился, слышь, он привезет сколько надо. Ну не сам, конечно, бизнес-то не оставишь, а с Алтая сюда один чел едет, он и доставит, от мумия все как рукой снимет, у внука на свадьбе попляшешь…» Орал он искренне, бестолково.
– Чел – это кто? – спросил Ян, когда словоохотливый Шлыков отговорил.
– Может, «челнок»? Помнишь, ездили такие?
Ясность внес Антон:
– Человек, но сейчас говорят просто чел, и все ясно.
Вскоре Шлыков явился сам.
– Звонил, а никто трубку не берет…
Узнав, что Ян спал, гость изумился:
– День же на дворе!..
И вытащил из кармана жестянку с надписью «Освежающие пастилки». Внутри лежало нечто, похожее на пыльные комки канифоли, – мумие. Мумие, как объяснил Виктор, лечило «от всего». Говорил он непрерывно:
– А ты бросать курить не думаешь? Это легко – как два пальца об асфальт; я извиняюсь, Юлечка. А врачи что говорят? Они тут мумие не понимают, слышь, это натуральное, с Алтая, только американцы не знают. И много подделок – ну ты знаешь, русские дела, – а продают как настоящее. Раньше я тоже курил, еще как, по две пачки в день высмаливал. И жена курила, даже когда Лорка родилась. А потом собаку завели… по две пачки… Курил, взял и бросил. Вот счас могу закурить – и не, не хочется.
Треп Шлыкова не раздражал Яна. Усидеть на месте Виктор не мог: то шумно нюхал розы, то показывал, азартно жестикулируя, как он учил внука играть в футбол, а главное, часто подбрасывал и ловил связку ключей. Наконец ушел, еще раз повторив заклинание про магическое действие «мумия».
– Шебутной мужик… Юлечка, засунь куда-нибудь это алтайское счастье.
«Седьмого ноября вдруг повалил снег. Он шел густо, но сильный ветер не давал упасть, и снег умер, не дойдя до земли. Сейчас я сомневаюсь, он был или нет?..»
С утра навалилась усталость – и не отпускала. Теперь так было всегда, и день рождения не стал исключением.
– Не хочу никого видеть, Юлечка. Приезжай одна. Ничего не готовь, аппетита нет. Или… привези суши, немножко.
Вдвоем устроили маленький ланч. Ян отпил шампанского, съел лепесток лососины и потянулся за сигаретой.
– Я очень бледный?
– По-моему, нет… Я не замечаю.
Замечаю, милый. Замечаю больше, чем хотелось бы. Врагу не пожелаю такой бледности.
Днем почти задремал, но проснулся от собственного кашля. Позвонил Якову на работу: ресторан отменяется. «Что я скажу мамашке?» – запаниковал тот. «Скажи, что у меня грипп. Она заразы боится».
…Днем Ян проваливался, как в сугроб, в короткую дремоту, зато ночные сны приносили удивительное. Бабушка торопила: «На музыку опаздываем!» Он брал футляр со скрипкой, и они шли на урок композиции. Там Яник играл только что сочиненную вариацию на тему коньков, играл и со стороны видел себя, как он возвращается с катка. Вот он идет вверх по лестнице, несет коньки за шнурки, и они звенят, задевая края ступенек. Он ведет смычком по струнам, и в композиции звучит эта тема: звон холодного металла о камень – это гармонично, красиво, и музыка послушна смычку.
