Но Мелани это подтверждает, с американским акцентом:
– Он никогда не рассказывает о своих старых друзьях – да, милый?
– Просто они в основном на нарах чалятся, и потому ты их знаешь, – говорит он и наконец становится немного похожим на того Бегби, которого знал я. Это стремает и в то же время успокаивает. – Мы познакомились с Мел в тюрьме, – поясняет он. – Она арт-терапевт.
В голове что-то мелькает: размытый фейс, обрывок терки, подслушанной в шумном клубе под ешками, или словесного поноса под коксом: может, это был мой диджей-ветеран Карл или какой-то эдинбургский чел, приехавший на каникулы в Амстик. Насчет того, что Фрэнк Бегби типа стал преуспевающим художником. Я никогда не принимал это на веру, и мое сознание это отвергало. Просто я не реагировал на любые упоминания иво имени. А это была самая бредовая и неправдоподобная с множества баек, чё за ниво травили.
– Что-то вы на блатаря не похожи, – говорит Мелани.
– Я больше социальный работник с функциями тюремного надзирателя.
– И чем же вы на жизнь зарабатываете?
– Руковожу диджеями.
Мелани поднимает брови:
– Я кого-нибудь из них знаю?
– Самый мой известный – диджей Техноботан.
Фрэнк только лупает глазами, чего не скажешь о Мелани.
– Надо же! А я о нем слышала. – Она поворачивается к Франко: – Рут ходила на его концерт в Лас-Вегасе.
– Да, у нас контракт в отеле «Уинн», ночной клуб «Саррендер».
– «Входишь и выходишь из жизни моей, ты разрываешь мне сердце, ей-ей…» – Мелани вполголоса напевает последний хит диджея Техноботана, или Конрада Аппельдорна.
– Я за эту в курсах! – заявляет Франко с неподдельным интересом, и звучит это очень по-литски. Он смотрит на меня, как будто впечатлен. – Молоток.
– Есть еще одно имя, которое вы, возможно, знаете, – решаюсь вставить. – Помнишь Карла Юарта? ЭН-СИН? Звездил в девяностые или, точней, больше в нулевые? Тусил с Билли Бирреллом, боксером?..
– Угу… а это не тот типа альбиносик, корефан Джуса Терри? Тот пацик стенхаусский?
– Угу. Он самый.
– Так он еще диджеит? Ничё за ниво щас не слыхать.
– Угу, перекинулся на саундтреки для кин, но разбежался со своей тёфанкой, черная полоса у чела, и подставил Голливуд с музоном для крупной студийной киношки. Больше не может получить левака для кин, ну и я уговарюю иво в диджеи вернуться.
– Ну и как оно ничё? – спрашивает Фрэнк, а Мелани поглядывает то на него, то на меня, как будто смотрит теннисный розыгрыш.
– Не айс, – признаюсь, хотя говно и то лучше.
У Карла пропала тяга к музыке. Я можу тока вытащить пиздюка с постели и поставить за пульты. Как тока сейшен кончается, водяра рекой и ебля с пляской, ну и меня частенько в водоворот затягует. Как вчера в Дублине. Када я был промоутером в Амстердаме, то держался в форме. Каратэ. Джиу-джитсу. Пахал как вол. Щас такого уже нет.
Как тока чувак освобождает туалет, Мелани туда заходит. Стараюся даже не думать за то, какая она красавица, потому как уверен: Франко прочитает мои мысли.
– Слышь, корефан, – понижаю голос. – Не думал, чё все так обернется, но нам есть за чё малехо перетереть.
– Да ну?
– Угу, есть же этот вопрос, и иво надо решить в твою пользу.
Франко смотрит как-то смущенно, потом пожимает плечами и говорит:
– Махнемся номерами.
Пока обмениваемся контактами, появляется Мелани, и мы все возвращаемся на свои места. Снова сажусь, рассыпаясь в извинениях перед жирным мудаком, который отправляет меня в игнор, но сидит с возмущенно надутыми губами, точно приклеенными, пассивно-агрессивно потирая свою мясистую ляжку. Вздрагую от страха и волнения, которых уже сто лет не испытывал. Алкаш-аэрофоб смотрит на меня с осоловелой панической эмпатией. Если я встретился с Фрэнком Бегби в таких обстоятельствах, это говорит о том, что у вселенной слетела кукушечка.
Закидуюсь еще одним амбиеном и начинаю кемарить: мой беспокойный мозг циклится на житейских раскладах. Думаю, как они тебя ожесточают и отупляют…
«…на чё-нибудь классное у тибя тупо нет больше времени, и ты постоянно увязаешь в какой-то лабуде, в общем, тибе становится поебать на чужую дрисню – если выделить ей место, она ж тибя просто переполнит – тада ты оттягуешься и зыришь „Поп-идола“ – самой собой, с иронией, с морем пафосного, въедливого презренья, – но иногда, только иногда, это не может полностью заглушить странную переполняющую тишину, и чё-то там негромко шипит на заднем плане – с этим звуком из тебя вытекает жизненная энергия…
– слыыыыыышшшшь…
– с этим звуком ты подыхаешь – ты пленник собственного самоутверждения, самоограничивающих алгоритмов, позволяешь гуглу, фейсбуку, твиттеру и амазону заковать тебя в психологические цепи и впаривать тебе сраную одномерную версию тебя самого, и ты принимаешь ее, потому как это единственное утверждение, которое есть в наличии, – вот твои друзья – вот твои коллеги – вот твои враги – вот твоя жизнь – тебе нужен хаос, нужна внешняя сила, чёбы встряхнуть и вывести тибя с этого самоупоения – тебе это надо, потому как у тебя самого уже не хватает на это воли и фантазии, – когда я был помоложе, Бегби, так резко соскочивший со своей литско-тюремной колеи, сделал это за меня – это кажется шизой, но какая-то часть миня всегда скучала за пиздюком – ты должен жить, пока не сдохнешь…
– ну и как же ты живешь?»
Позже в аэропорту еще немного болтаем, дожидаясь, пока нам багаж подгонят. Пытаюсь растянуть поясницу, а Фрэнк показывает мине на трубе своих детей – двух милых девочек. Все это совершенно вышибает. Почти похоже на здоровую, нормальную дружбу, чё должна была у нас быть, вместо моих постоянных попыток хоть как-то остановить иво беспредел. Он рассказует мине за свою предстоящую выставку, зазывает туда и тащится от недоверия на моем щачле, а я даж не пытаюся иво скрыть, пока ко мне медленно подъезжает мой клетчатый чемодан на колесиках.
– Угу, знаю, – снисходительно соглашается Бегби, – прикольные старые расклады, Рентс.
– Базара нет.
«Франко. Выставка, блядь! Такой хуйни нарочно не придумаешь!»
Кароч, смотрю, как он выходит с зала прилета лос-анджелесского аэропорта со своей молодой женой. Она умная и клевая, и у них явно любовь. Это большой шаг вперед, если сравнивать с той, как ее, в былые времена. Схватив бутылку воды с автомата, заглатываю еще один амбиен и направляюсь в автопрокат с тревожным чувством, что вселенная съехала с катушек. Если бы здесь и сейчас кто-то сказал мине, чё «Хибзы»
[1] выиграют в следующем сезоне Кубок Шотландии, я бы практически ему, нахуй, поверил. Стыдно признаться, но горькая правда в том, чё я завидую пиздюку – художнику и творцу с шикарной чикулей. Не можу не думать: «На его месте должен был быть я».
