Больной
У меня стояк, и я опускаю руку, чтобы поправить член. Не хочу, чтобы Бегби неправильно понял: то, что этот самый натуральный латентный гомик занялся художеством, шокирует меня гораздо меньше, чем остальных! Я мысленно возвращаюсь к Марианне, клянусь в любви до гроба, располагаю ее к себе и подстраиваю все так, чтобы ее выебла страпонами толпа школоты из ее же альма-матер – «Мэри Эрскин»
[29]. Ах, эти сладостные порнографические истории, как я по ним скучаю! Вот что такое творчество, Бегби…
Рентон
Это так расслабляет… на самом деле я уже дохуя лет так не расслаблялся! Просто нифига не делать, а твои мысли медленно разворачиваются и блуждают.
Викки… почему она так затихла в последние несколько дней… не отвечала на мейлы и эсэмэски… как будто я в чем-то перед ей провинился. Чё я, блядь, такого сделал? Не могла ж она залететь, после того как презик лопнул, у нее ж были месячные, и по-любому она сразу ж закинулась противозачаточным.
Она знает за Марианну? Могла она просечь?
Марианна набрехала, чё ни с кем не еблась, – она сто проциков оттрахала зятя Больного. Ну и, ясный перец, самого Больного. А кого еще?
Блядь, через эти соломинки тока тонкие струйки воздуха… Ничё не слышно и не видно…
БЕГБИ!
Я у него в руках! Он может прямо щас просто перекрыть мине нахуй доступ воздуха!
Чё за нах… остынь…
Как в кинчиках говорят: если б пиздюк хотел меня угондошить, я был бы уже трупаком…
Сохраняй, блядь, спокойствие.
Ебаная шишка зудит, но не можу почухать: я ж, сука, не в курсах, а вдруг кто-то, блядь, смотрит…
Спад
Прикол, но сперва все начиналося как бы мазово, хотя щас как бы жесть наступает: у меня ж одну ноздрю чисто заклинило, типа, а потом чисто забило, типа от всего этого марафету и соплей… ой, блин… вторая… подымаю вверх руку… не можу дышать!
Спасай миня, Франко!
Не можу дышаааать…
Фрэнк Бегби все еще говорит по телефону с Мартином, но переводит беседу с подходящих мест для лондонской выставки на свою сферу интересов:
– Ежли бы Эксл Роуз увидал этот блядский каталог, то сходу бы со Слэшом подписался. Просто впарь ево евойным людям.
– Хорошо, я отошлю каталог его руководству, а также записывающей компании.
– Набери компашке Лиама Галлахера и компашке Ноэла Галлахера тож. И парням с «Кинкс», братьям Дэвис. В музыкальном бизнесе есть же огромный рынок, куда мы даж не начали выходить.
– У меня это под контролем. Но, Джим, я волнуюсь насчет времени, да и заказы сыплются.
– У миня вагон времени.
В мастерской ослепший, оглохший и потерявший обоняние Дэнни Мёрфи в ужасе встает с табурета, дергая за глыбу застывшей мокрой смеси из гипса и бетона, в которую заключено его лицо. Он натыкается на Марка Рентона. Испуганный навалившимся весом и ощущением, будто грохнулся с табурета и шлепнулся на пол, Рентон рефлекторно хватается за воздух и по чему-то лупит. Ощутив увесистый удар в бок, охваченный паникой Саймон Уильямсон поднимает руки, пытаясь снять тяжелый предмет с лица.
Фрэнк Бегби слышит глухие удары, звуки потасовки и резко заканчивает звонок. Он возвращается в мастерскую, погруженную в хаос. Раскинув руки и ноги, Спад лежит сверху на Рентоне, тот отбивается, а Больной рухнул на тележку. Франко хватает огромные кусачки из нержавейки, вырывает кусок гипсобетона сбоку от шеи Больного, разламывает глыбу, освобождая его благодарное лицо, и Больной набирает в легкие воздуха.
– Еб… ебаный в рот… что стряслось?
– Какой-то пиздюк решил херней пострадать, – говорит Фрэнк, и его голос наводит на Больного ужас.
Это почти знаменует возвращение того, кого они страшно боялись, чье грозное присутствие ощущалось, но пока еще не было подтверждено. Больной читает это в глазах, которые изучают латексную маску, затем Франко переводит взгляд на отпечаток в откинутой глыбе и убеждается, что форма затвердела.
– Хорошо… – урчит Фрэнк Бегби, втягивая в себя воздух и, похоже, плавно переключаясь обратно в режим «художник Джим Фрэнсис».
Франко стягивает с Марка Рентона почти невесомое тело Спада. Падает на колени и производит над Рентоном ту же операцию, что и над Больным.
– Снять это с него? – спрашивает Больной, протягивая руку к глыбе, покрывающей лицо Спада Мёрфи.
– Оставь! – рявкает сперва Франко, а затем добавляет помягче: – Я сам разберуся… – разрезает и срывает оболочку с головы Рентона.
Задыхающийся, дергающийся Рентон вдруг начинает дышать, чувствуя свежий воздух и видя яркий свет. Тогда Фрэнк Бегби бросается на него с промышленными кусачками.
– НЕ НАДО, ФРЭНК!
– Усохни, я ж с тибя это сымаю!
– Угу, ладно… пасиба, Фрэнк… – с благодарностью хрипит Рентон. – Какой-то пиздюк на меня упал.
Фрэнк Бегби тем временем скидывает с него форму. Затем подходит к Спаду Мёрфи – тощему, неподвижному телу, торчащему из бетонной глыбы.
– Меня какой-то говнюк хряснул, – говорит Больной, стягивая с лица латексную маску.
– Это не я… Спад упал, блядь, на миня сверху! Чё он придуривается? – Рентон встает, уставившись на безжизненное тело на полу. – Блядь… с ним все нормально?
Не обращая на них внимания, Фрэнк Бегби разрезает глыбу, а затем срывает ее с головы Спада. Отдирает латексную маску. Спад не реагирует на увесистый шлепок по щам, поэтому Бегби зажимает ему нос и приступает к искусственному дыханию рот в рот. Больной и Рентон тревожно переглядываются.
Фрэнк отшатывается, едва легкие Спада оживают, и пол заливает блевотина, которая стекает из уголка рта, когда Франко переворачивает Мёрфи на бок.
– Он в поряде, – объявляет Фрэнк, после чего помогает Спаду сесть и прислоняет к стенке.
Спад жадно глотает воздух:
– Чё было?..
– Прости, кор, это я виноватый. Блядская труба. – Франко качает головой. – Щёт время потерял.
Рентон вдруг прыскает со смеху. Сначала на него смотрит Больной, а потом и Спад с Франко, и ему приходится спросить:
– Какую самую херовую работу вы выполняли?
Они громко хохочут, и напряжение спадает, будто дикие жеребцы вырвались из загона. Даже Спад норовит поддержать компанию, несмотря на судорожный кашель. Когда наступает затишье, Больной смотрит на свой телефон и поворачивается к Бегби:
– Я больше не нужен?
– Угу, спасиба за помощь. Если надо валить, ради бога, – кивает Франко, а потом поворачивается к остальным: – Марк, Дэнни, малехо подсобите мине.
