И вот сейчас, судя по тому, как меня пристально, я бы даже сказала, с ненавистью изучают, закралось подозрение, что одну адептку все-таки разоблачили. И я вот-вот перейду, если уже не перешла,из категории «горе-сотрудник» в «прелесть какой труп».
Нас кисельным варевом обволокла тишина. Вязкая, густая, как и знойный летний вечер, который догорал за окном и обещал пряную, лишенную намека на прохладу и пощаду ночь.
В эту секунду мне как-то резко захотелось вести здоровый, очень здоровый образ жизни. Спортивный такой… И для начала заняться легкой атлетикой. Α ещё — прыжками через препятствия… точнее — перила. В общем, удрать. И я даже сделала шаг назад, к ступеням лестницы, и почувствовала, что падаю.
Меня схватили за запястье руки, державшей рабочий чемодан с артефактами, не дав пересчитать ребрами ступени. И я почувствовала, насколько горяча сильная мозолистая мужская ладонь.
Оборотень тягуче выдохнул:
— Осторожнее. — В его ставшем отчего-то чуть хрипловатым голосе мне послышалось раздраженное рычание. Словно вынужденное прикосновение разозлило его еще больше. — Давай понесу, а то ещё грохнешься с лестницы, недоразумение ходячее, объяснительную потом пиши, как в первый же день умудрился угробить стажера.
И, не дожидаясь моего согласия, Мрак просто вернул меня в вертикальное положение и отобрал у меня чемодан. И вот когда мы очутились во дворе, где уже, как оказалось, нас ждал фургончик чабиля, в недрах которого уже успела разместиться часть оперативной группы, я услышала от двуликогo задумчивое:
— И все-таки мы с тобой уже где-то пересекались…
Я, едва не вжав голову в плечи, поскорее запрыгнула в недра машины. Там, на сиденьях, стоявших в два ряда вдоль стен фургона, друг напротив друга уже расположились четверо офицеров. Я примостилась в самый дальний угол и всю дорогу вела себя как самое образцовое кладбище: была тиха и погружена в печаль. Но это не мешало мне прислушиваться к фразам, которыми обменивались оперативники.
Так оказалось, что того самого ядовара уже нашли. Его лицо засветилось на одной из скрытых камер. И сейчас мы ехали провoдить задержание. Но поскольку преступник был не обычным человеком, то мог подкинуть магические сюрпризы.
И пусть у всех офицеров были нательные защитные артефакты, но самое лучшее из индивидуальных (да и коллективных) средств защиты опергруппы — это живой артефактор, который может определить источник магической угрозы или не дать ценным уликам испариться, развеяться, самоликвидироваться… в общем,исчезнуть.
ГЛАВА 3
Пока мы ехали, я с интересом рассматривала оборотней из отряда, которым руководил Мрак. А четверка двуликих в ответ бросала на меня любопытные взгляды. И наконец один из них — остроносый рыжий парень с россыпью веснушек, который на вид весь состоял из одних костей и сухожилий, — подмигнув мне, поинтересовался у Стэйна:
— Рид, это и есть наш новый специалист в отделе? — кивнув на чемодан у моих ног, вопросил он у моего куратора и, словно меня тут вовсе не было, заметил: — Мордашка у нашего артефактора симпатичная…
Ответом ему стал мрачный взгляд начальства. Вот только это ни капли не смутило говоруна. Он, расплывшись в улыбке ловеласа, добавил:
— Представишь нам очаровашку? Нет? Тогда я сам, — протараторил он и без промедления, собственно,и представился: — Зарнир. Абсолютно свободен и не связ…
— Ого, что-то новенькое, — перебил его здоровяк, сидевший напротив этого веснушчатого говоруна. — Обычно ты, Зар, предпочитаешь знакомиться сразу методом тыка и не интересуешься такой мелочью, как имя партнёрши… или партнера, — ехидно закончил громила.
Рыжий досадливо тряхнул челкой, вспылив:
— Слушай, достал уже вспоминать тот случай! Я в душевой тому упырю клыки выбивал, а не задницу его щупал, когда ты вошел.
— Ну да, ну да… — протянул здоровяк тоном «не заливай».
Вот только по тому, как эти двое препирались — без огонька, скорее по привычке, — стало понятно: подначивать друг друга — это их фирменный стиль.
— Χватит, — выдохнул Мрак.
И оба: и рыжий, и здоровяк — разом замолчали. А мой куратор продолжил:
— Это Дэй Драккарти — стажер. Артефактор. Временный сотрудник, — Стэйн говорил, и каждое его слово, пусть и сказанное негромко, было словно удар молота по наковальне. — Не приставать. Не обижать. Понятно? — Куратор выразительно изогнул бровь и добавил, в упор глядя уже исключительно на рыжего: — А ты, Лис, усвой эту мысль особенно хoрошо. Так же, как твой организм усваивает белки, жиры и углеводы.
Рыжий понятливо кивнул. А потом Мрак, кивнув на понурившегося веснушчатого офицера, начал:
— Этот шустрый, иногда даже слишком шустрый малый, — Зарнир.
— Быстрота для стрелка самое важное, — рыжий все же не утерпел и вклинился.
«Вот ведь бесстрашный двуликий», — подумала я, глядя на Зара, чьи волосы, собранные в короткий хвост, блестели медью даже в тусклом свете чабиля. — И как с таким характером ему еще не свернули шею? Видимо, и вправду отлично стреляет или хорошо бегает. Но, скорее всего, и то и другое.
Мрак, не подозревая о моих мыслях, меж тем продолжил меня представлять своим подчиненным. Хотя его хмурый вид без слов говорил: куратор предпочел бы этого не делать. Видимо, хоть и не унюхал Стэйн во мне виновницу своего ночного провала, но чутье ему все же что-то нашептывало. Иначе откуда такая неприязнь к стажеру?
— Друг Зака, хотя в это и сложно поверить, — взгляд куратора в сторону здоровяка, — Северин.
— Если нужно будет кому-то набить рож… — Громила в последний момент словно oпомнился и исправился: — В общем, набить — обращайся.
И он расплылся в щербатой улыбке.
— Мириам. — И Мрак указал жестом на пепельную блондинку с длинной косой. — Отвечaет в отряде за слежку.
— Можешь звать меня Мири, — прошелестела она.
— И наконец, Леард, — кивок на кучерявого парня, сидевшего рядом со мной, больше похожего на подростка, чем на офицера-законника, — чувствитель.
Я нервно сглотнула. Да чтоб вас всех грызни сoжрали! Чувствитель! Я слышала, что среди двуликих оборотни с подобным даром рождаются редко. Такие, находясь рядом, по твоему пульсу способны определить, лжешь ли ты. Ходячие детекторы правды. То-то теперь неудивительно, что этот кудряш на меня всю дорогу косится.
Хотя обычно такие, как этот Леард, замкнуты и себе на уме: все же жить в абсолютной, обнаженной правде — непростое бремя. Ведь каждый из нас лжет. Каждый день. Хотя бы в мелочах. Чтобы не обидеть, сгладить неловкость… Надеюсь, что и этот оборотень придержит при себе полученные знания. Мало ли с чего я могу испугаться? Например, первого дня стажировки…
— Не стоит так переживать, — словно вторя моим мыслям, произнес Леард и улыбнулся одними только губами.
