– Увидимся в следующее воскресенье! – кричу я.
Мы не задерживаемся, чтобы дождаться ответа.
38. Айви
– Одри, Одри, вставай! Боже, эта девушка может проспать все на свете.
– Что? – спрашивает Одри, ее глаза все еще плотно закрыты. – Где пожар?
– Давай. Мы проспим завтрак.
– Может, пойдешь побегаешь? – Она неохотно открывает один глаз.
Я вздыхаю.
– Уже.
– Поиграть на рояле?
– Ни за что, не так рано утром. Ну, давай, ленивая ты задница. – Я стягиваю одеяло с Одри и бросаю ей на голову полотенце. Она стонет.
– Ты нереально раздражаешь, ты знаешь это?
– Да, но ты получишь компенсацию. Я попросила повара приготовить шоколадные круассаны. Ты ведь любишь их, да? А теплыми они гораздо вкуснее.
– Хорошо. – Одри берет полотенце и, стеная, плетется в ванную. Когда она появляется снова, то выглядит более оживленно… но все еще бросает на меня недовольные взгляды. – Ну и где эти легендарные круассаны?
Мы спускаемся по лестнице в столовую, где один из поваров, Сэнди, ждет, как и обещал, со свежей, теплой выпечкой. Мы с Одри берем свою порцию и садимся за стол.
– Ну, какой план на сегодня? – спрашивает Одри. – Я слегка измотана. Может, просто расслабимся и посмотрим киношку в общей комнате или типа того?
– Ни за что… только не теперь, когда у нас есть пропуска. Мы должны проверить «пернатых».
– Ты действительно думаешь, за этим что-то есть?
– Ну, подумай о прислуге: кухня, техники, садовники – тут, в Иллюмен Холле. Это люди, благодаря которым школа живет.
– И какое отношение они имеют к «сорокам»?
– Ну, я имею в виду, а что, если эти люди знают об «Обществе сороки» больше? Что, если они и есть «Общество сороки»? – Ищу одобрение на лице Одри. Но не нахожу его. Вздыхаю: – Я знаю, это достаточно вольная ассоциация, но смотри: у нас есть теперь пропуска. «Пернатые» сегодня очень заняты, занимаются генеральной уборкой общих комнат. Давай проверим служебные помещения, поищем там другие зацепки.
– Давай…
– Идем. – Я встаю и хватаю ее за руку.
Столовая пуста, и мы мчимся к двери с надписью «Только для персонала». Я провожу картой и толкаю дверь. Одри следует по пятам.
– Ого, декор только для студентов, а? – Я понимаю, о чем она. Как только мы попадаем в помещение для персонала, стены окрашиваются в кремовый цвет, на них нет украшений, они резко освещены флуоресцентными лампами.
– Да, сурово. В самой старой части здания, которая была когда-то главным Домом, площадь служебных помещений больше, чем площадь самого Дома.
– Звучит дико.
Коридор ведет в подсобку, до краев заполненную бельем. Простыни свисают с потолка и стен. Тут слышен лишь грохот стиральных и сушильных машин. Это несколько дезориентирует.
– Вау. Тут точно полно стирки.
– Погоди, а тебе это не кажется немного странным? Повсюду висят совершенно сухие простыни, и все же работают сушилки?
– Ну и что?
– Зачем развешивать простыни, если тут куча сушилок? – Почему мне кажется, что это – отвлекающий маневр, прикрытие? Может, я вижу то, чего нет?
Но затем я вглядываюсь пристальней.
– Эти простыни не выглядят свежими. Они пахнут как-то затхло. Ручаюсь, их повесили не только что.
Я поворачиваюсь и вижу, как Одри нюхает простыню. Она морщит нос.
– Не улавливаю, зачем вешать тут простыни так надолго. Создать видимость занятости? Продемонстрировать, для чего используется эта комната? – Она осматривается, отдергивая углы простыней. Я делаю то же в поисках бог весть чего.
– О боже, взгляни на это! – вскрикиваю я, задохнувшись.
Одри бросается ко мне, когда я отбрасываю простыню, чтобы увидеть… богато обшитую дубовыми панелями и украшенную искусной резьбой стену.
– Ого! В этой школе полно скрытых сокровищ. В Америке такого ни за что не увидишь. – Одри пальцами проводит по резным изгибам на деревянных панелях.
– Смотри сюда. – Она показывает на панель с вырезанной на ней птицей. Силуэт отдаленно напоминает сороку. Это не может быть совпадением.
Я толкаю ее. Ничего. Пытаюсь поддеть ее ногтем. Снова не получается.
– Может, это не дверь? – спрашивает Одри сдавленным голосом.
– Я просто… мне кажется, эта панель выступает. – Я продолжаю тянуть и толкать, пока в конце концов мне не удается ее провернуть – она скользит внутрь, открывая небольшой проход. Длинный и темный, и я ничего не вижу внутри.
– О боже! – Одри хлопает в ладоши. – Куда он ведет? – Она заглядывает мне через плечо в темный коридор.
– Понятия не имею. Я думала, что могу по памяти нарисовать карту школы, но даже не подозревала о существовании чего-то подобного. Может, он ведет в бомбоубежище… ну, оставшееся со Второй мировой? – Шарю по стене внутри, но не могу найти, где включается свет.
– Мы точно туда пойдем? Что, если мы не сможем выбраться назад? У этой школы план здания, должно быть, как у Таинственного дома Винчестеров
[15]. Это бессмысленно.
Одри колеблется, но все же идет за мной.
– Все будет в порядке, – заявляю я с уверенностью, которой сама не чувствую. – Не отставай. Мы можем подсвечивать себе телефонами. У тебя же полная зарядка?
– О да, эту ошибку я больше не повторю!
Одной рукой я ощупываю стены, другой подсвечиваю себе фонариком телефона. Коридор очень узкий, а половицы под ногами – старые и пыльные, с ржавыми гвоздями, торчащими под разными углами. Я делаю шаг вперед и слышу скрип. Смотрю вниз и понимаю, что стою на прогнившей, наполовину осыпавшейся половице.
А в следующее мгновение я падаю.
39. Одри
Я кричу, когда пол рассыпается под ногами Айви. Но она взмахивает руками, и я подхватываю ее под мышки. Поднимаю ее обратно на твердую землю, и мы обе разражаемся нервным смехом.
– Что это за место? – спрашиваю я. – Думаешь, это одно из убежищ времен Второй мировой, о которых ты говорила?
– Не знаю. Это место выглядит еще более старым. – Айви явно заинтригована. – Посмотри… похоже на какое-то старое граффити. – Она дотрагивается до каракулей: «Джей Би». – Может быть, это убежище священника. Я знаю, в этой части школы были такие. – Должно быть, я выгляжу озадаченной, потому что она продолжает: – Во времена Елизаветы католических священников преследовали, считалось, они плели заговор против королевы Елизаветы I, так что люди прятали их в подобных убежищах, чтобы защитить.
