– Ах, – отвечает он.
– Что значит это «ах»?
Он вспыхивает, и румянец с его щек поднимается до линии роста волос. Это мило.
– Ты новая соседка Айви.
– О, так ты знаешь Айви?
– Все знают Айви, – отвечает он. В конце фразы его губы кривятся. – Так как насчет, скажем, пятидесяти фунтов за телефон? – Он раскачивает передо мной чехлом с покемоном.
Я встаю, вдруг почувствовав неловкость. Я не стану покупать паршивый старый телефон у этого парня. Сжимаю свой разбитый мобильник, словно щит.
– Я оставлю себе этот.
– О, нет, ты не поняла. Всем нужно…
– Обойдусь. – Я спускаюсь на несколько ступеней.
– Ну, если передумаешь, большую часть времени я торчу в ОКС.
Киваю, но я понятия не имею, что такое ОКС и где это. Я просто хочу убраться отсюда. Пока в Иллюмен Холле я познакомилась с тремя людьми, и они все вели себя со мной странно. Я этого не ожидала.
Я спускаюсь вниз по лестнице, но меня тут же захлестывает волна студентов, входящих через тяжелые двойные двери.
Бросив взгляд назад, обнаруживаю, что Теодора уже нет. «К лучшему», – думаю я. В конце концов, я рассталась с Бренданом совсем недавно. На самом деле у меня все еще хранится голосовое сообщение от него, которое я так и не прослушала.
Встряхнув головой, выбрасываю мысли о горячем английском парне, которого только что встретила, и еще более горячем парне, которого оставила в Штатах. Это должно стать новым началом.
Никаких драм с парнями. Никаких стервозных друзей.
И определенно никаких больше утопленников.
4. Айви
– Пожалуйста, входите в каждый ряд с левой стороны и занимайте места до самой передней части. – Я указываю на деревянные стулья у сцены, пока студенты один за другим неуклюже набиваются в актовый зал, перешептываясь и сплетничая. В воздухе витает низкий гул возбуждения новичков, смешанный с нервозностью первого дня в школе. Все остальные мрачнее обычного, особенно когда видят, что происходит на сцене. Этого достаточно, чтобы заткнуть рот даже самым болтливым.
Я стараюсь не смотреть туда и сосредотачиваюсь на предстоящей задаче.
Став префектом
[3], ты получаешь множество льгот, но они сопровождаются невероятно скучными обязанностями: например, каждую неделю присматривать за учениками, наполняющими зал на собрании. Я, конечно, понимаю, что… здоровые люди ведь способны занять места в положенном порядке? Оказалось, не совсем. Если предоставить их самим себе, начнется хаос. Смотреть, как новички блуждают, словно потерянные овцы, утомительно, а необходимость пасти их, как овчарка, очень сильно истощает мой запас энтузиазма в этот мрачный вечер.
Когда я громко рявкаю на первокурсника, который решает перепрыгнуть через стулья, будто надумав потренироваться в беге с препятствиями, миссис Эббот бросает на меня один из своих взглядов, и ее пронзительные серые глаза сужаются, пока она наблюдает, как я улаживаю ситуацию. Улыбаюсь ей в ответ своим самым очаровательным оскалом, который дополняют закатившиеся глаза. У нас с миссис Эббот очень сложные отношения. Не думаю, что ей нравится мое происхождение, но она не может отрицать того, что я заслужила свое место здесь. Мы раздражаем друг друга, как склочные родственники, но мне всегда удается как-то переиграть ее.
Довольно забавно смотреть на новеньких ребят седьмого года обучения
[4]. Они рот открывают от размеров зала, пялятся на потускневшие выгравированные золотом имена парней и девушек, ставших старостами и их префектами, развешанные по стенам на дощечках красного дерева, – список начинается с середины восемнадцатого века. В этом году под строкой «Префект» новым золотым листом сверкает мое имя. Но там, где должно значиться имя лучшей ученицы этого года, пусто. А Араминта Пирс – на своем месте.
Полное имя Лолы написано под большой фотографией, проецируемой на экран в задней части сцены. Даже на черно-белом фото видно, как сияет ее кожа, как сверкают глаза. Лоле бы сильно не понравилось это фото. На нем она – воплощенное совершенство, вплоть до выбившегося идеального завитка ее светлых волос, петелькой свисающего у уха. Но к концу прошлого года она выбрила широкую полосу по кругу под своими длинными волосами, а ее глаза были обведены таким черным карандашом, что светло-голубые радужки казались полупрозрачными. А еще появилась эта татуировка в виде сороки.
Все – даже ее лучшие друзья – были шокированы этим преображением.
Под фото темнела надпись:
Долорес Рэдклифф
Навсегда в наших сердцах
Эти слова заставляют меня задохнуться на мгновение. Произошедшее все еще кажется нереальным. За все те годы, что я учусь в этой школе, мы ни разу не сталкивались с трагедией такого масштаба. На сцене стоит мольберт, накрытый красным бархатным покрывалом. Я почти жду, что Лола выскочит из-под него, будто это все – одна большая шутка. Если бы она все еще оставалась с нами, все было бы совсем иначе! И на сегодняшнем собрании царствовали бы радость и веселье, а не мрачное уныние. Я стояла бы рядом с Лолой, выполняя ее поручения, тогда как она занималась бы обязанностями старосты среди девушек. Я никогда не возражала против того, чтобы взять ей утром кофе или помочь с курсовой, ведь это значило проводить время с ней, что мгновенно поднимало твой авторитет. Лола была так притягательна, так непринужденно красива, что практически все любили ее. Но не только внешняя красота делала ее привлекательной. Лола была теплой и очаровательной, и каждое слово, слетавшее с ее языка, имело вес. Ее смех заставлял улыбаться так, что болела челюсть. Находиться рядом с ней казалось так же радостно, как отдыхать на пляже, слушать шум волн, ощущать песок между пальцами ног и холодок от бутылки сидра в руках.
Без нее так пусто.
Я поворачиваюсь, моргая, и провожаю последних старшеклассников на их места. Со смерти Лолы минуло много недель – целое лето – и много закатов, знакомств, разрывов и тропических ливней Кента. Время все тикает.
Чувствую укол зависти при виде сокурсников, которые выглядят спокойными. Они улыбаются и приветствуют друг друга, как будто это обычный день возвращения в школу, как будто смерть Лолы не потрясла их так, как потрясла меня. Я поклялась, что начну новый учебный год, не позволяя этому событию влиять на меня слишком сильно. Но по тому, что я чувствую, вновь увидев лицо Лолы, ясно, что ничего не получится.
